Небесные просторы
Шрифт:
Но вот скользкий титан содрогнулся. Щупальца еще больше напряглись… потом расслабились, обвисли, и джофур опустился всей своей массой на пол, испустив низкий вздох и острый запах. Ларк с трудом начал дышать. Высвободившись из ужасных объятий, он побрел в сторону, вдыхая свежий воздух.
Они учатся. Каждый раз как пурпурное кольцо обманывает одного из них, они распространяют информацию и противоядие. Даже Аскс не мог предвидеть все возможные запахи, которые используют джофуры.
Большая груда казалась неподвижной, но Ларк опасался, что она успела поднять тревогу. Он быстро осмотрел помещения
Ларк уже собирался вернуться в коридор, но остановился. Его заинтересовала приборная доска, которая продолжала действовать. Над ней дрожали голографические дисплеи, переходя в такие полосы спектра, которые зрение Ларка почти не различало. Тем не менее он с любопытством подошел — и почувствовал нарастающее возбуждение.
Это карта! Он узнал общие приплюснутые очертания боевого корабля с его лабиринтообразными внутренностями. Изображение медленно поворачивалось. У него на глазах оттенки постепенно менялись.
Хотел бы я лучше быть знакомым с галактической технологией. До появления на Джиджо экспедиции ротенов-даников компьютеры были легендой, о которой можно прочесть в одном из пыльных томов архива Библоса. И даже сейчас он отчасти смотрит на них сквозь два столетия страха и суеверий. Конечно, даже опытная звездная путешественница Линг нелегко разобралась бы в этом приборе, приспособленном для использования джофурами. Поэтому Ларк решил не притрагиваться к кнопкам и чувствительным панелям.
Но иногда многое можно узнать, просто наблюдая. Вот этот яркий прямоугольник… Я знаю, что нахожусь в этом районе корабля. Может ли он означать именно это помещение?
Символы на галактическом два, хотя на таком диалекте и с такими техническими терминами, что Ларку трудно было понимать. Тем не менее он смог отыскать охраняемую зону безопасности, в которой содержали их с Линг, когда их впервые привели на борт еще на Джиджо. От этого места распространялось глубокое «нагноение» синего цвета, оно двигалось на «север» вдоль главной оси корабля, заполняя одно помещение за другим.
Это схема поисков. Они загоняют меня в меньшее пространство… назад к контрольной рубке. И дальше от Линг.
Судя по неторопливому методичному продвижению, охотничьи роботы меньше чем через мидур дойдут до этого места. Перспектива пугающая, но появление определенности подбодрило Ларка. Теперь он знает свое положение. К тому же у него появилось немного времени, чтобы изучить карту в поисках выхода.
Если голод раньше не выведет из строя мой мозг. К несчастью, преследователи также отгоняют его от единственного знакомого ему места, где человек может найти пищу. Осмотрев лабораторию, он нашел кран, из которого идет вода. Линг называла это константой почти любого корабля кислорододышащих существ. Жидкость дистиллирована до полной чистоты и обладает странным вкусом. Но Ларк с жадностью напился, постарался вымыть изо рта множество корабельных запахов, прежде чем снова посмотреть на экран. Остальные изображения, помимо карты, были для него загадочны — какие-то мерцающие графики или каскады болезненных расцветок, которые невозможно осознать. Только одно показывало черное поле, усеянное множеством светящихся точек. Мы с Линг видели нечто похожее в командирской рубке джофуров. Она назвала это звездной картой, на которой показано наше положение в пространстве и что происходит вокруг.
У Ларка по-прежнему кружилась голова, когда он думал о том, что на головокружительной скорости летит через безвоздушное пространство. В отличие от Сары он никогда не мечтал о том, чтобы покинуть Джиджо. Ведь его дело — изучать огромное разнообразие жизни этой планеты. Только война и хаос смогли оторвать его от этого дела. И лишь растущая страсть к Линг компенсировала утрату и отчужденность.
А теперь Линг не рядом с ним. Он чувствовал себя так, словно ему ампутировали что-то жизненно необходимое.
Он смотрел на дисплей — черную протяженность с отдельными точками-огоньками — и чувствовал страх перед этими невероятными масштабами. Здесь Джиджо затерялась бы как пылинка.
В центре устойчиво горела одна точка — Ларк предположил, что это джофурский дредноут. А большой, словно сплетенный из нитей шар в нижнем левом углу, должно быть, гигантская звезда. Но рядом не было знающей подруги, которая могла бы интерпретировать увиденное, и поэтому Ларк не понимал, что означают другие объекты, перемещающиеся по схеме. Вспыхивали символы на галдва, но у него не было опыта их интерпретации.
Он в раздражении уже хотел отвернуться, когда заметил кое-что еще.
Эта большая точка, вот здесь, рядом со звездой… она как будто направляется прямо к нам.
Интересно, дружественно ли она настроена.
ЭМЕРСОН
Ничто не может быть более естественным или знакомым, чем взгляд на звездную карту. Все равно что смотришь на собственное лицо в зеркале.
И даже более знакомое, потому что Эмерсон провел головокружительный год на примитивной планете, глядя на свое отражение в полированном металле и гадая, кто это смотрит на него в ответ, с этой зияющей раной над одним ухом и с изумленным выражением в глазах. Даже собственное имя было для него тайной до последних нескольких недель, когда начали возвращаться отрывки прошлого.
…отдельные воспоминания об удивительной Земле, о молодости, проведенной в целенаправленной подготовке, с решимостью, которая поражала его родителей, в стремлении подчиниться сверкающему соблазну пяти галактик.
…о его жизни в качестве инженера, превосходная подготовка которого позволила ему вести корабль между загадочными складками пространства-времени.
…о соблазне приключений, о дальнем полете со знаменитым капитаном Крайдайки, о предложении, от которого невозможно отказаться, даже зная, что это означает пролететь между челюстями Аида.
Все это и многое другое вернулось, когда Эмерсон узнал, как побеждать страшную боль, которая держала в плену его память, и стал возвращать все больше отнятого.
Но не лучшую часть. Не могучую силу речи. Не тот поток слов, который смазывает любую мысль и позволяет ей уноситься в изящной лодке синтаксиса. Без речи его сознание пустынно, оно опустошено агнозией — утратой способности распознавать образы, опустошено так глубоко, как глубока зияющая рана у него в левой части головы.
Но теперь Эмерсон знает, что его искалечили сознательно. Это такое страшное зло, что он едва способен осознать его границы и понять, какова должна быть месть за это.