Небесный фермер (Farmer in the Sky)
Шрифт:
– Извините, – сказал я.
– Не за что, – ответил он и с ненавистью отвернулся. Оставаться было нельзя, но и добраться до своего кресла, не перещупав по дороге всех пассажиров, я тоже не мог. Поэтому я снова взмыл в воздух, стараясь проделать это как можно аккуратнее, и даже умудрился схватиться за поручень, прежде чем врезался спиной в переборку. Поручень тянулся вдоль всей переборки; я вцепился в него и не выпускал из рук, пока по-обезьяньи не дополз до иллюминатора. И впервые увидал Землю из космоса. Не знаю, чего я, собственно, ожидал, но только не того, что увидел. Земной шар был похож на снимки в учебниках по географии, а еще больше – на телеизображение в зале ожидания на станции Супер-Нью-Йорк. И в то же время совсем не похож. Разница была примерно такая же, как между угрозой, что сейчас вам дадут под зад, и настоящим пинком. Не снимок, не изображение. Живая Земля. Во-первых, она не висела в самом центре экрана; шар был сдвинут к краю иллюминатора, и корма нашего корабля отъела здоровый кусок Тихого океана. А во-вторых, она вращалась, уменьшаясь в размерах. Пока я разглядывал ее, она на глазах съежилась чуть не вполовину, становясь при этом все более круглой. Да, Колумб был прав. С моего наблюдательного пункта была видна оконечность Сибири, потом Северная Америка, затем слева направо проплыла северная часть Южной Америки. Над Канадой и восточной частью Штатов нависли густые облака – в жизни не видал такой белизны: белее, чем полярные шапки. А прямо напротив Солнце отражалось от поверхности океана и слепило глаза. Другие части океана в разрывах облаков казались почти багровыми. Она была настолько прекрасна, что у меня перехватило дыхание – так хотелось дотронуться до нее рукой. А вокруг сияли, звезды – крупные и куда более яркие, чем когда смотришь на них из старушки Америки. Вскоре у иллюминаторов образовалось настоящее столпотворение. Малышня теребила родителей, родители, приговаривая: «Сейчас, сейчас, детка», глазели в космос и отпускали глупые замечания. Мне это надоело. Я уселся в кресло, пристегнул один ремень, чтобы не взлететь ненароком, и погрузился в раздумья. Знаете, а ведь испытываешь какую-то гордость при мысли о том, что родился на такой большой живописной планете. Как выяснилось, я все-таки многого на ней не успел повидать, несмотря на путешествия во время уроков географии, скаутский поход по Швейцарии и каникулы, проведенные с Джорджем и Анной в Сиаме. И теперь у меня уже не будет возможности наверстать упущенное. От этой мысли как-то взгрустнулось. Из задумчивости меня вывел знакомый голос:
– Уильям, мальчик мой, ты чего приуныл? Поташнивает? Пижон Джонс! Убейте меня зонтиком! Знал бы я, что он собирается эмигрировать, я бы дважды подумал, прежде чем трогаться в путь. Я спросил, откуда он, черт побери, взялся.
– Оттуда же, откуда и ты, естественно. Я задал тебе вопрос. Я проинформировал его, что меня не тошнит, и поинтересовался, что навело его на такую мысль. В ответ он схватил меня за руку и, рассмеявшись, показал на красное пятнышко от укола. Я с силой выдернул руку. Он снова засмеялся и сунул мне под нос свою руку, на которой горело такое же пятнышко.
– Не суетись, дружище, – сказал он. – Как видишь, от этого не застрахованы даже лучшие из лучших. – И добавил: – Пошли прошвырнемся, пока нас опять не пристегнули. Я согласился. Вряд ли я выбрал бы его в друзья, но все-таки, что ни говори, знакомое лицо. Мы добрались до люке, ведущего на соседнюю палубу. Я начал спускаться, но Джонс остановил меня:
– Давай сходим в рулевую рубку!
– Чего? Так нас туда и пустили!
– Попытка не пытка. Айда! Мы развернулись и двинулись по короткому проходу, в конце которого маячила дверь с надписью: «Рубка управления. Вход воспрещен». Кто-то внизу приписал: «Это к тебе относится. Понял?» А ниже: «Да неужели?» Джонс подергал за ручку. Дверь была заперта. Рядом торчала какая-то кнопка, он нажал – и дверь широко распахнулась. Прямо перед нами стоял человек с двумя нашивками на воротнике. За ним сидел другой, постарше, с четырьмя нашивками.
– Кто это, Сэм? – спросил сидевший. – Скажи им, что они не на базаре.
– Чего вам надо, ребята? – осведомился первый.
– Сэр, простите, нас очень интересует астронавигация, – выпалил Джонс. – Вы позволите нам войти? Я понял, что сейчас нас выставят вон, и уже повернулся, когда старший вдруг сказал:
– Черт с ними, Сэм, пускай заходят! Младший пожал плечами:
– Как скажете, шкипер.
– Держитесь за что-нибудь, – приказал капитан, когда мы вплыли внутрь. – Не бултыхайтесь перед глазами. И чтобы ничего не трогали, иначе уши отрежу. А теперь докладывайте – кто такие? Мы представились.
– Рад познакомиться, Хэнк. И с тобой тоже, Билл, – сказал капитан. – Приветствую вас на борту. Он протянул руку и коснулся рукава скаутской формы, который опять выполз наружу.
– Что это у тебя, сынок? Я покраснел и рассказал, как меня пропускали через контрольный пункт.
– Хотел контрабандой провезти, да? – усмехнулся капитан. – Слышь, Сэм, он таки заставил нас взять незаконный груз! Выпьешь чашку кофе, сынок? Оба они жевали бутерброды и пили кофе – не из чашек, разумеется, а из пластиковых бутылочек с сосками, словно младенцы. Я отказался. Укол мисс Эндрюс свое действие оказал, но рисковать мне не хотелось. Хэнк Джонс тоже отказался от кофе. Иллюминатора в рубке не было. Его заменял большой телеэкран, расположенный прямо на носу, но он был выключен. Да-а, подумал я, видела бы миссис Тарбаттон, что капитан даже не смотрит, куда мы летим! И, похоже, его это не колышет. Я спросил про иллюминаторы. Это только для пассажиров, объяснил капитан.
– На кой мне иллюминатор? – продолжил он. – Высунуть голову и высматривать дорожные знаки? Все, что надо, мы видим и без него. Сэм, вруби парнишкам видео.
– Слушаюсь, шкипер. Второй пилот подплыл к своему креслу и принялся нажимать на кнопки. Надкушенный бутерброд повис в воздухе. Я огляделся по сторонам. Рубка была круглая, сплюснутая к носу. Два вместительных пилотских кресла спинками упирались в переборку, отделявшую рубку от пассажирского салона. Почти все пространство между креслами занимал компьютер. Кресла, а вернее койки, отличались от пассажирских: неправильной формы, подогнанной под человеческое тело; голова, спина и колени лежащего приподняты, как на больничной кровати; по бокам подлокотники, чтобы не уставали руки на пульте управления. А сам пульт изгибался дугой, чтобы пилот мог видеть показания приборов, даже когда ускорение пригвоздит его к креслу. Экран осветился, и на нем появилась Земля.
– «Вид сзади», – пояснил второй пилот. – Снято камерой, установленной на корме. У нас они понатыканы со всех сторон. Теперь посмотрим «вид спереди». Но вид не впечатлял: несколько крошечных точек, символизировавших звезды, и больше ничего. Хэнк заявил, что в иллюминаторе звезды выглядят куда внушительнее.
– Да ведь экран-то не предназначен для того, чтобы разглядывать звезды, – сказал пилот. – Если нам нужно на них посмотреть, мы пользуемся небоскопом. Глядите! Он улегся в кресло, нашарил за спиной какую-то трубку и, не поднимая головы, приложил ее к лицу так, что резина плотно прилипла к коже вокруг глаза. «Небоскопом», как я понял, они называли телескоп со встроенным перископом. Но поскольку пилот не предложил нам взглянуть в трубку, я вернулся к пульту. На нем была парочка радарных экранов, точно таких же как на самолетах и даже на вертолетах, и еще куча всяких приборов, назначения которых я не понял. Разгадал только несколько штук: вот, например, прибор для измерения скорости сближения, а это индикаторы температуры, массового соотношения, скорости выброса и так далее.
– Гляньте-ка сюда, – позвал нас второй пилот, щелкнув тумблерами. Одна из тусклых точек на экране ярко вспыхнула пару раз и погасла. – Это Супер-Нью-Йорк. Я навел на него локатор. В сущности, вы видите сейчас не телеизображение, а данные радара, выведенные на экран. – Он снова пробежался пальцами по кнопкам, и вспыхнула другая точка: два длинных световых сигнала, один короткий. – А здесь строят «Звездного скитальца».
– А где «Мейфлауэр»? – спросил Хэнк.
– Не терпится, да? – Пилот опять принялся возиться с приборами. И вновь зажегся огонек у самого края экрана; он посылал по три световых сигнала с перерывами. Я сказал: что-то не похоже, чтобы мы к нему приближались.
– Мы идем в обход, – отозвался капитан. – Хватит с них, Сэм. Вырубай свой экран. Мы вернулись к капитану, который все еще дожевывал бутерброд.
– Ты «орел»? – спросил он меня, имея в виду скаутское звание. Я сказал, что да. Хэнк тут же добавил, что он тоже.
– Сколько тебе стукнуло, когда присвоили «орла»? – поинтересовался капитан. Я сказал: тринадцать. Хэнк тут же добавил, что ему было двенадцать. Капитан побожился, что стал «орлом» в одиннадцать. Так я им и поверил! Значит, мы с Хэнком летим на Ганимед, сказал капитан; он нам завидует. Второй пилот заявил, что не понимает, чему тут завидовать.
– Сэм, – сказал капитан, – у тебя в душе ни капли романтики. Так и будешь паромщиком вкалывать до самой смерти.
– Ну и что? – возразил второй пилот. – Зато ночи я в основном провожу у себя дома, в постели. Капитан заметил, что пилотам вообще не следует жениться.
– Вот я, например, – сказал он, – всю жизнь мечтал быть космонавтом дальнего плавания. И все было тип-топ, но меня взяли в плен пираты, и я упустил свой шанс. А к тому времени, когда появился новый шанс, я уже был женат.