Небо без звезд
Шрифт:
Теперь она оказалась всего в метре над головой мужчины. Но за деловитым гулом рынка никто не удостоил ее и взгляда.
– Что за жалкое зрелище, – вдруг произнес незнакомец, откусив еще кусок абрикоса. Он даже не потрудился скрыть отвращение. Второе сословие редко утруждало себя вежливостью. Шатин давно заметила, что промежуточное положение – с одной стороны, эти люди вроде бы находились далеко от власть имущих, но в то же время были по статусу намного выше бедолаг вроде нее – наделяло Вторых бесстыдным высокомерием.
Они были почти так же надменны, как и Первые.
Почти.
Взгляд Шатин метнулся
Грохот получился еще сильнее, чем она рассчитывала. Пирамида коробок опрокинулась и лавиной накрыла мужчину, который, крякнув, рухнул на колени.
Шатин не медлила. Упав на четвереньки, она проползла по развалу и, отыскав там незнакомца, любезно помогла ему подняться. Тот так усердно стряхивал с одежды пыль и капустные листья, что даже не заметил, как с его шеи исчез медальон.
– Вы целы, месье? – самым приветливым тоном спросила Шатин, переправляя вещицу себе в карман.
Мужчина едва глянул на нее, поправляя шляпу.
– Да, мальчик, вполне.
– Осторожнее на Зыбуне, месье. Для особ вашего ранга здесь небезопасно.
– Merci [3] , – рассеянно поблагодарил ее франт и бросил недоеденный абрикос в сторону Шатин.
Та, поймав, сверкнула благодарной улыбкой:
– Vive Laterre! [4]
3
Спасибо (фр.).
4
Да здравствует Латерра! (фр.)
– Vive Laterre! – отозвался он и пошел своей дорогой.
Шатин ухмыльнулась ему в спину, развернулась на пятках и спрятала недоеденный абрикос в карман. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не слопать его тут же на месте.
Она понимала, что незнакомец еще не скоро хватится золотого медальона. У него таких, наверное, десяток в ледомском маноре. А для Шатин это шанс изменить все.
И уж она своего не упустит.
Поднявшийся ветер завывал между лотками и злобно кусал кожу. Шатин плотнее закуталась в рваный черный плащ, тщетно пытаясь согреться. Дело вовсе не в дырах и не в оторвавшейся подкладке. Беда в том, что у нее совсем нет жира: как говорится, только кожа да кости. Вот она постоянно и мерзнет.
Но после такого крупного выигрыша настроение у девушки заметно улучшилось.
Шатин двинулась к южному выходу с Зыбуна, огибая лотки с заплесневелой картошкой, тощими стрелами порея и вонючими водорослями, которые сгребали тут же в порту. Ее походка была легкой как никогда. В каждом шаге крылась надежда.
Однако, не успев миновать старый грузовой причал, Шатин почувствовала на своем плече тяжелую руку и замерла, вздрогнув, словно бы от озноба.
– Ах, как мило с твоей стороны помочь представителю второго сословия, – проговорил холодный механический голос. – Никогда не замечал за тобой подобной учтивости, Ренар.
Он произнес это таким тоном, что у Шатин упало сердце.
Зажмурившись, чтобы собраться с силами, она навесила на лицо радостную улыбку и только потом обернулась.
– Инспектор Лимьер! Всегда рад вас видеть!
Каменное лицо не дрогнуло. Его выражение вообще никогда не менялось. Электронные импланты, вшитые с левой стороны, превратили Лимьера в киборга и почти не позволяли ему выражать эмоции. Шатин часто гадала, умеет ли инспектор вообще улыбаться.
– К сожалению, не могу сказать того же о себе, Тео, – холодно ответил полицейский.
Шатин ее звали только родители. Для остальных обитателей Трюмов она была парнем по имени Тео. Стала изображать его еще десять лет назад, когда их семья еще только переехала в Валлонэ, столицу Латерры. Шатин уже тогда смекнула, что мальчишкам живется куда проще, чем девочкам.
Она поцокала языком:
– Очень жаль, что вы ко мне так относитесь, инспектор.
– Что ты стянул у доброго господина? – спросил Лимьер. Его голос – наполовину человеческий, наполовину механический – прищелкивал на твердых согласных.
Шатин подновила улыбку:
– О чем это вы, инспектор? Не так я глуп, чтобы воровать из кормящей меня руки.
Ей самой стало тошно, когда она произнесла эти слова. Но ничего: если они спасут Шатин от билета в один конец на Бастилию (а именно такую цену платят за кражу у представителей высших сословий), она уж как-нибудь вытолкнет их из глотки.
Девушка затаила дыхание, глядя, как мигают электронные импланты инспектора. Он просчитывал информацию, анализировал ее слова, выискивая признаки лжесвидетельства. За десять лет жизни в Трюмах Шатин виртуозно выучилась лгать. Но одно дело наврать человеку, и совсем другое – обмануть киборга-инспектора, запрограммированного на поиски истины.
Она терпеливо ждала, удерживая на лице улыбку, пока электроника не погасла.
– У вас все, инспектор? – Шатин сладко улыбнулась, прижимая ладони к драным черным штанам. Ладони вспотели, и датчики тепла могли это уловить.
Рука в перчатке медленно протянулась к ней. Осторожным прикосновением, от которого девушка похолодела до мозга костей, инспектор откинул ей капюшон, чтобы лучше видеть лицо. Электрический оранжевый глаз моргнул, сканируя ее черты. Кажется, он чуточку задержался на ее высоких женственных скулах.
В груди разрасталась паника.
«Неужели он распознает, кто я на самом деле?»
Шатин поспешно отступила на шаг, отстранилась от руки инспектора и снова надвинула капюшон.
– Maman [5] ждет меня домой, – сказала она. – Так что, если вы не против, я пойду.
– Конечно, – согласился инспектор.
Отворачиваясь от Лимьера, Шатин ощутила невероятное облегчение. Она справилась. Сумела одурачить эти его датчики. Она и сама не знала, как хорошо научилась лгать.
5
Мать (фр.).