Небо голубое
Шрифт:
– А ведь обещала, что больше не будешь. Ты уверена в своем решении?
– мягко спросил он.
– Разве я что-то решала? Я уверена в том, что правильно согласилась с твоим решением.
Дэйвид поморщился:
– Не жалуйся, ты сегодня - победитель, пару синяков можно потерпеть.
– Пару переломов, - поправил он.
– Ну, может и так. Ты уверен в своем решении?
–
– Я-то, уверен. Ты мне так и не ответила...
– Ответила.
– Ты сказала, что не можешь без меня, это не одно и то же.
– Не одно. Ты решил меня пытать?
– Нет... Захочешь - сама скажешь.
– Именно. Слушай, тебе не кажется, что я имею право на маленькую месть.
Дэйвид посмотрел вопросительно.
– Мои родные были сегодня явно не на моей стороне...
– И?
– Если я не приду ночевать, они поймут, что были неправы?
– Сомневаюсь, - снова засмеялся Дэйвид, - Ты хочешь остаться у меня?
– Я не хочу от тебя уходить. Все равно, завтра у тебя выходной.
– Ну, оставайся, - неуверенно протянул он, - Я только их предупрежу, ладно?
– Ладно, - вздохнула Аля, - Я приставать не буду, - успокоила она.
– Жаль, - с совершенно неподдельным сожалением, сказал он.
– Я еще серебряного коня не видела.
Дэйвид расхохотался и пошел звонить.
Когда он вернулся, Аля сказала:
– Хочу посмотреть твои рисунки!
Он выложил несколько папок. Аля села на аккуратно застеленную кровать и начала вынимать листы бумаги строго по одному. Так в детстве она ела любимую черешню: брала одну ягоду, потом отходила и возвращалась за второй, растягивая удовольствие. В первой папке были портреты знакомых и незнакомых ей людей. Встретились и несколько незнакомых лиц девушек.
Аля посмотрела возмущенно:
– Мог бы и спрятать!
– Извини, забыл, что они здесь.
– Вот эта симпатичная.
– Да, ничего...
– Мог бы сказать, ничего особенного, или по сравнению с тобой просто уродина, - обиделась Аля.
– Это само собой подразумевается, - забрал папку Дэйвид.
– Эту - потом, - отодвинул папку он.
– Ты меня пугаешь.
Неожиданно, во второй папке Аля обнаружила цветы. В вазах и на полях, брошенные на стол букеты и рассыпанные по полу. Это уже были не рисунки простым карандашом, папка пестрела яркими цветами.
– Ты, оказывается, не только меня рисовать умеешь.
– Художники говорят 'писать'.
– Да, знаю я, я же не художник, - отмахнулась Аля.
– Это мне?
– показала она буйные ветки сирени, заглядывающие в окно.
– Как догадалась?
– Ты знаешь, что я сирень люблю.
Дэйвид разложил перед ней еще штук пять изображений сирени.
– Ну, здесь, так, как я всегда мечтала, чтобы не в вазе, а чтобы утром окно открыть и целый день стоять, вдыхая и не выдыхая.
– Это, на самом деле, специально для тебя.
– Я знаю, на твоих рисунках будто подписи, все понятно.
Он протянул последнюю папку. Слегка дрожащими руками Аля перекладывала листы, пока не пошла по кругу. В этой папке была только она.
– Помнишь, я просила такие рисунки никому не показывать.
– Помню и не показываю.
– Спасибо... а знаешь, почему?
– Думаю, ты способна меня удивить как обычно.
– По ним сразу видно, как ты меня любишь... даже дурак поймет.
Дэйвид пожал плечами:
– Ты настолько уверена?
– Когда смотрю на них, настолько, а когда нет, начинаю сомневаться.
Аля, аккуратно сложив рисунки, протянула ему папки.
– Значит, ты не единственный художник, которого я вдохновляю, - неожиданно спросила она.
Дэйвид вздрогнул и посмотрел на нее с тревогой.
– Судя по твоей реакции, есть работки и похлеще, чем та, что я видела сегодня.
– Не знаю, что ты видела, но, надеюсь, что тебе не понравилось.
– Да уж, зрелище отвратительное, хотя, дар у Ваньки на лицо, я не знала.
– Кстати, хочешь выставку посмотреть.
– Какую?