Небо на плечах
Шрифт:
– Все там будем, но хотелось бы нескоро. А есть другие варианты помимо озвученных?
– Есть, - не стал развивать тему.
– Тогда почему ты все еще не действуешь?
– Действительно, чего это я?
– кривовато усмехнулся в ответ на изучающий взгляд все еще пребывающего в счастливом неведении Олега.
Встал, отряхнулся. Сарказм - сарказмом, а вытаскивать нас из потенциальной ямы нужно было срочно.
– Так на ком я женился, что даже тебя это пугает?
– догнал меня у стола вопрос сидящего на полу Земели.
– Всего лишь на старшей дочери императора, Ольге Константиновне Романовой.
Но если я и ожидал
– Жену не отдам!
– прорычал Олег, сузив глаза.
– Да кто бы сомневался!
Так... с чего начать?
Пока я медитировал над телефоном, он сам зазвонил.
– Васин!
Чудовищная смесь французского с китайским полилась мне в ухо. И эта тарабарщина звучала сейчас лучше райской музыки.
– Они нашли!
– зажав микрофон, ошарашено проговорил я, - Они нашли!!!
– заорал уже в полный голос.
– Зема! Нашли!!!
– и уже более спокойно, - Олег, делай, что хочешь, но телебашня должна заработать!
Мои знания о вирусах и способах борьбы с ними ограничивались одним общим курсом по самым распространенным, который давали на втором году обучения в медакадемии, да еще с глубоким креном на меры профилактики. То есть если и отличались от нуля, то ненамного - все-таки выбранная специализация полевого хирурга с ними была связана минимально. Но простейшей логики хватало понять, что раз "летучая смерть" - усиленная с помощью алексиума разновидность ветряной оспы, то для победы над ней требуется магически усовершенствовать антитела, вырабатываемые организмом при болезни.
Семь дней потребовалось Гольдштейну вместе с присоединившимся позже Хун Хунли, чтобы подобрать цепочку воздействий, приведшую к нужному результату. Технология была пока еще сырая и наверняка неоптимальная - вакцина вырабатывалась напрямую из крови одаренных, обладающих иммунитетом. Как и сам вирус, она была ограниченного срока действия - уже через несколько часов после производства полностью теряла лечебные свойства. И чем сильнее был одаренный, тем меньше манипуляций с его кровью требовалось совершить.
– Сыворотке, что у нас получилось, мы присвоили рабочее название "Гольдхун", - ревниво завершил Соломон Аронович свой рассказ о создании вакцины.
Для недовольства у ученого были причины: поспешив первым доложить императору о создании лекарства, он увяз в бюрократическом аппарате Кремля и был вынужден в конце концов отрапортовать министру здравоохранения. В предвкушении высочайшей благодарности и дождя из наград необходимость проинформировать меня - молодого выскочку-губернатора, который непонятно кто и неизвестно откуда взялся, - он переложил на плечи китайского коллеги. К чести иностранного профессора, тот пытался отказаться от заслуженных лавров, но решительно настроенный Гольдштейн сумел его переубедить. И как-то так получилось, что имея прямой выход на личный телефон императора, первым наверх об успехе отчитался я, опередив даже министра. Ох, уж эти аппаратные игры!
При всем уважении к уму и таланту Гольдштейна даже такая мелочь была мне на руку - в момент обнаружения заветного колечка на руке Земели ставки в игре ракетой взмыли ввысь, ставя на кон уже не карьеру, а жизнь. Был соблазн и лекарство как-нибудь переименовать - моя власть простиралась и на это, но тут уж пришлось себя одернуть - озлобленные ученые они такие... затейники!
– Поправьте меня, если я ошибся: в настоящий момент бесполезно
– Да, пока это так. А заморозка вообще противопоказана.
– И сыворотка потеряет лечебный эффект по тем же причинам? То есть развертывать ее производство нам придется прямо здесь?
– К сожалению, вы правы, ваше превосходительство, - приняв мой задумчивый тон за недовольство, в голосе ученого появились заискивающие нотки, - Возможно еще несколько дней исследований помогут решить эту проблему, но пока...
– Что вы, Соломон Аронович!
– поспешил я его успокоить, - Ни в коей мере не хочу умалить вашей заслуги! В моем рапорте на награждение ваше имя будет стоять на первом месте! И вряд ли император оценит вашу работу меньше, чем на Звезду, уж какую - простите, не ведаю, но я буду ходатайствовать за Бриллиантовую. А можно еще раз поподробнее про циклы облучения?
Восприявший духом Гольдштейн окрасился довольным румянцем и перешел, наконец-то, на нормальную речь, а не те научные выкладки, что пытался вложить в мою голову последние полчаса.
– Все очень просто: в организме сильного одаренного антитела и так подвергались мутации под воздействием собственного источника. И чем выше количество УЕ - тем меньше требуется обработки. Каждый цикл длится примерно час. Для крови обычного середнячка с показателями двести пятьдесят-триста УЕ потребуется восемь циклов. При наличии трехсот-трехсот тридцати - шесть. До четырехсот - четыре. Свыше - два-три, в зависимости от числа. С вашей...
– ученый замялся, - с вашей обработка займет всего один цикл.
Я, кажется, знаю, что станет самой популярной валютой Питера на следующие несколько дней.
– Сколько выйдет доз из ста миллилитров крови?
– Чуть меньше двухсот.
– Тогда не будем ждать! Где у вас процедурная?
Гольдштейн, сука, соврал, и выкачал из меня явно больше оговоренных пятисот миллилитров. А как ни странно, но потерю крови одаренные переносили ненамного лучше обычных людей. Даже я, при всех своих талантах, восстановлю взятое только через несколько часов. Хотя, может быть, и раньше - звезда источника принялась пульсировать в запредельном ритме, прогоняя подкатившую слабость и шум в ушах. Честно говоря, моя нынешняя сила пугала меня самого: я как несмышленый ребенок уже дважды устраивал всплески. Только надо при этом учитывать, что источник малыша и взрослого почти двухметрового парня очень и очень отличаются. Там, где детеныш максимум зажжет искорку, я мог наворотить многое. Да и черт с ним! Буду пока сбрасывать излишки на бусины, батарейки всегда в цене! А потом, глядишь, и устаканится.
– Двое дышат, но уже не жильцы!
– доложил старшина, появившись из-за дымящей машины.
– Проклятие, где?! Веди! Кто здесь жилец, а кто нет, решать буду я!
Когда-то давно у меня сложилось ошибочное впечатление, что плоть по приказу целителя срастается сама собой. Действительность оказалась сложнее: что толку сращивать грязную рану, если потом пойдет воспаление? Или какой смысл заживлять перелом, если кость сложена неправильно? Но когда рука набита, все предварительные манипуляции для непосвященного зрителя как бы прячутся за кадром, а на виду остается чудо: на матросе, только что дышавшем с трудом и через раз, на глазах смыкались страшные раны.