Небо под потолком
Шрифт:
Вкусы Л.М. здесь знали хорошо. Впрочем, Никита тоже ничего не имел против толстого, чуть недожаренного куска мяса. Под стейки налили по второй, хотя водка или даже пиво были бы уместнее. Но в чужой монастырь... Да и коньяк был хорош. Наверное, еще советского розлива. В сегодняшней маленькой, но гордой, не признаваемой никем Приднестровской республике вряд ли удавалось выдержать коньячную технологию.
Л.М. ел как механизм, аккуратно разрезая мясо и равнодушно отправляя его в рот. Никита же радовался каждому кусочку, наслаждаясь им, не забывал пробовать разные соусы. Особенно хорош был чесночный, но природная деликатность мешала обильнее поливать им мясо. Как бы потом не остался неприятный другим людям запах:
Коньяк растекался по желудку, разогревая кровь, и Никита даже стал забывать недавнее унижение у входа в ресторан. Второй раз за последнее время он встречался с Носорогом. И опять пил коньяк, что прежде случалось крайне редко. Опасливо прислушиваясь к себе, он с удивлением понимал, что разрушительного действия алкоголь на него не производит. А ведь с непривычки следовало ожидать неприятных последствий. И он впервые подумал о себе: "А крепкий я мужик!"
Л.М. сегодня тоже был почти трезв. Коньяком не злоупотреблял, выпил только несколько рюмок. Никита маялся нехорошими предчувствиями, предполагая, что ему предстоит нечто серьезное. Ну зачем ему эти дела? Бизнесом он заниматься не умеет и не любит. Тем более - криминальным.
Закончив есть, Л.М. промокнул губы салфеткой, налил себе и сотрапезнику еще по рюмке, достал пачку "Davidoff" и массивную золотую зажигалку. Никита потянул из кармана "Нашу марку", но Носорог поморщился и ногтем подтолкнул свою пачку по скатерти в его сторону. И впрямь грех было после хорошего ужина и приличного коньяка отравлять воздух в кабинете рабоче-крестьянским дымом.
В молчании они курили. Музыка из зала сюда почти не доносилась. Л.М. не спешил. Изредка затягивался, глядя куда-то поверх головы сотрапезника, неторопливо выпускал дым. Затем, будто вспомнив случайно, полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и, вытащив из него тонкую пачку купюр, небрежно бросил на стол перед Никитой. Тот в изумлении воззрился на деньги. Это были стодолларовые бумажки. С валютой Никита дела никогда не имел. И самой валюты не имел тоже. Это в наше-то время, когда все, кто не уверен, что завтра российские рубли обесценятся до стоимости конфетных оберток, стремятся купить бело-зеленые бумажки и спрятать получше. А таких неуверенных - каждый второй. Или чуть больше. Но средства Никиты не позволяли делать подобных заначек.
И вот теперь перед ним лежали десять купюр - тысяча долларов. Как это говорил диктор в кинохронике 1961 года, случайно увиденной недавно? "Иностранные граждане обменивают доллары на рубли СССР - самую устойчивую валюту в мире!" Н-да... Он поднял глаза на Л.М. У того на губах бродила тонкая хитрая усмешка. Предупреждая вопрос Никиты, он раздельно и четко сказал:
– Спрячь. Пригодятся. Позже отдашь.
У Никиты сразу появились панические мысли о том, что Носорог хочет его подставить. Отдал ему какие-нибудь "грязные" деньги, меченые, Никиту схватят, обыщут, найдут эти поганые доллары - и все, суши весла!
Словно угадав его сомнения, Л.М. улыбнулся шире и негромко произнес слова, которые они часто повторяли друг другу мальчишками, когда собирались совершить какое-нибудь шкодство:
– Не бзди!
И Никита сразу успокоился. Действительно, чего он задергался? Для Л.М. какая-то паршивая тысчонка "баксов" - плюнуть и растереть. Не станет он из-за нее мелочиться. И из-за Никиты не станет, изобретая каверзные подставки.
А Л.М., докурив сигарету почти до фильтра, раздавил окурок в хрустальной пепельнице, поднял свою рюмку, сказал по-булдаковски: "Ну, за удачу!" - и выпил. Никита, еще до конца не пришедший в себя, молча опрокинул свою рюмку в рот. За весь ужин он не произнес ни слова. Л.М. глянул на плоскую "Омегу" на запястье и поднялся.
– Пошли.
В зале народу почти не было, осталась только шепчущаяся парочка за крайним столиком. Л.М. прошел через зал и открыл небольшую дверь, скрытую портьерой. Никита, сопровождаемый все теми же интеллигентного обличья телохранителями, шел сзади, пытаясь догадаться, куда его ведут с тысячей долларов в кармане. Может быть, в ту самую потайную комнату, где стоит легендарная миллионерская рулетка?
Он ошибался. За дверью оказался узкий коридор вполне затрапезного вида. Коридор привел на задний двор ресторана, где летом накрывали столики для желающих посидеть на свежем воздухе. Разумеется, серьезных разговоров здесь не велось, для этого хватало и зала с его кондиционерами. Да и комаров там не было. Но для любителей летняя площадка существовала. Она была надежно укрыта от любопытных взоров высокой оградой из какого-то густого тропического кустарника, специально привезенного для этой цели. Прикрывала площадку и крыша, которая, как в гаванской "Тропикане", в красивую лунную ночь раздвигалась, чтобы гости могли любоваться звездами.
Сегодня крыша была раздвинута, так как была хорошая погода. Столики убрали, а весь центр площадки укрыли большим круглым куском толстой парусины, что в сочетании с рядами стульев вокруг напоминало арену.
Здесь Никита и увидел тех, кто сидел раньше в зале. И еще многих известных людей города. Было также обилие дам в вечерних платьях.
Кто-то уже сидел, кто-то прохаживался вокруг импровизированной арены. Несколько мужчин в стороне беседовали, изредка разражаясь громким хохотом. Вместо бара использовались два столика у стены, уставленные бутылками и стаканами. Желающие выпить обслуживали себя сами. Атмосфера царила непринужденная.
Чем-то все напоминало полузабытый американский боевик. Или несколько сразу.
Л.М. кивнул Никите на пустующий стул: "Посиди!", а сам направился к хохотавшим мужчинам. Улыбаясь, одного хлопнул по спине, нескольким пожал руки. Седого толстяка обнял за плечи и отвел в сторону. Он был здесь своим среди своих.
Минут через пять Л.М. возвратился, присел рядом с Никитой. Рассеянно оглядываясь по сторонам, негромко сказал:
– Видишь вон того тощего? Сейчас подойдешь к нему. Отдашь баксы и скажешь: "Синий на пятом". Усек? Вперед!
Никита послушно поднялся и пошел вокруг арены к действительно изумительно худому человеку, который с блокнотом и карандашом в руках разговаривал с двумя дамами средних лет. Впрочем, это они издали так выглядели. Приблизившись, Никита понял, что возраст у дам далеко не средний. Они были почти старухами. Этого не могли скрыть даже косметика, смелые вырезы платьев и дорогие ожерелья на дряблых шеях.
Он подождал, пока разговор окончился и дамы, достав из сумочек, передали тощему пачки денег. Никита все сделал так, как велел Л.М. Букмекер внимательно глянул ему в лицо и кивнул. У людей его профессии должна быть хорошая память.
Носорог дожидался на прежнем месте. Телохранители его испарились. Присутствовать здесь позволялось только хозяевам.
Раздался низкий удар гонга. Все поспешно стали рассаживаться. Над ареной вспыхнули яркие светильники, остальной свет погас, и в круг вступил тот самый толстяк с седой шевелюрой, с которым недавно беседовал Л.М.
– Дамы и господа!
– возвестил он звучным актерским голосом.
– Мы рады приветствовать вас в нашем клубе. Напоминаю, что сегодня у нас два поединка - в среднем и тяжелом весах. Бои будут проходить без правил и без ограничений по времени, до полной победы одного из бойцов. Разрешены абсолютно все приемы и удары. Каждый раунд длится три минуты, затем минутный перерыв. Помните, что никто и ни под каким предлогом не может вмешиваться в схватку, помогать одному из бойцов или прерывать поединок. А теперь прошу, бойцы - на арену!