Небытие Демиург
Шрифт:
Сколько назвал горизонтов старик Гуггенхайм? Девять? Я стою всего лишь на первом и осознаю себя не более чем экскурсантом в огромном музее чужого мира! Осознание огромной пропасти, разделяющей моё видение окружающего и существующую реальность, созданную Хранителями, заставило поёжиться.
Что-то неуютное было в этом месте. Не общий вид и антураж, нет. Это и так понятно… Трудно выразить словами… какая-то тяжесть возникала в душе, словно забыл что-то очень важное и от этого зависит жить или умереть… Тьфу ты, пропасть! Бррр! Я встряхнулся.
Пора
Пространство вокруг задрожало, десятки струн вырвались из моего Средоточия, формируя в метре перед глазами медленно вращающееся веретено, раздвигающее серую мглу и медленно образующее широкую щель… за которой… Великий Рандом, слава Трём Сёстрам, начиналось буйство красок вечернего леса.
Я не стал мешкать и шагнул в любезно возникшую дверь, оказавшись на краю поляны с материнским деревом. Уф! Сразу стало легче дышать, неприятная тяжесть в душе рассеялась… Во ты какой, Астрал. Стоило вновь вспомнить серую хмарь горизонта, как воздух передо мной задрожал, протаял и стала формироваться знакомая щель.
Нет, нет! Ну его на...! Мне пока хватит. Хватит! Я сказал. Щель послушно затянулась. Что ж, теперь ясно, что вернуться я смогу без всякой шишки. И как бы не было неприятно, возвращаться придётся. Чувствую, что Астрал является ключом к очень многим тайнам, и не только магии… По крайней мере, я теперь знаю, как найти «заправочную станцию».
Посвежело. Я продолжал разгуливать в штанах и рубашке. Пришлось облачаться в куртку, кольчугу и сапоги, благополучно дожидавшиеся в инвентаре. Здесь меня уже ничего не держало. Интересно было бы попытаться проникнуть внутрь станции. Но никаких рациональных мыслей по этому поводу не возникало. Не буду думать об этом сегодня, подумаю завтра.
Пора воспользоваться порталом, скоро солнце совсем скроется.
Сумерки ещё только начинали завоёвывать лес, когда я активировал портальное заклинание и шагнул в его овал, едва различая по ту сторону ничем не прикрытые доски фургона и сияющую на них пиктограмму.
***
Выбравшись из повозки, едва не застонал от желания: вечерний воздух был наполнен чудодейственными ароматами знаменитой похлёбки мамаши Хейген.
Путешественники разбили лагерь на краю небольшой балки. Вокруг, насколько хватало глаз, местность представляла собой небольшие холмы, поросшие чахлым кустарником. Вечернее небо огромным звёздным шатром накрывало землю, серпы молодых лун выстроились по ранжиру, словно на параде.
Я люблю лес, но с вольным воздухом степи, фантастическим букетом запахов разнотравья, сравнивать его трудно. Небо находится здесь настолько близко к земле, что кажется иногда: протяни руку – и вот они, звёзды, бери любую!
Как видно, до самой степи, ровной, как праздничный стол Богов, мои друзья ещё не добрались. Осталось совсем немного. Может один или два дневных перехода...
Дети ночи, сопровождавшие
– Холиен! Ну наконец-то! Давай, к столу! – увидев меня, гнома расцвела радостной улыбкой. Я заметил, что по правую сторону от расстеленных прямо на траве шкур, Тоша, закатав рукава холщовой рубашки, в поте лица трудилась над ногами Бруно.
– Как он? – спросил я Гуггенхайма, подсаживаясь рядом со стариком и с благодарным кивком принимая от Хейген деревянную миску и ломоть ржаного хлеба.
– Да всё также, Эскул. Дышит, не просыпается…
– А?..
– Тоша его поит из фляги. Он глотает и не просыпается. Даже умудряется кашу с запаренной тыквой глотать, что Матильда ему в ступке перетирает! Ссыт, испражняется… и не просыпается… Первый раз такое на своём веку вижу, – гоблин не забывал интенсивно работать своей ложкой.
И как ему удаётся свой шнобель в похлёбке не испачкать? Я зачерпнул первую порцию умопомрачительного варева и, дуя и обжигаясь, стал поглощать с наслажденьем, жмурясь от удовольствия.
– Оголодал, Грандмастер? – мамаша Хейген присела рядом, аккуратно посыпая содержимое своей миски сушёными травами.
– Ой и не говори, мамаша. Так, прибил какую-то птицу, да в глине запёк. Но как же её сравнить с твоей похлёбкой?
– Ну а дриадам-то помог или как?
– Помог, Хейген, куда бы я делся. Да только не всех вылечить успел. Уж больно отрава ядрёная попалась…
– Да? Неужто порча какая? Или магия? – Гуггенхайм протянул пустую миску одному из близнецов за добавкой.
– Нет, учитель, не магия, – я немного понизил голос и наклонился к уху гоблина, – можно сказать, алхимия высшего уровня, привет из моего мира. Не знаю, какие силы перенесли сюда огромный железный дом, с помощью которого и содержащихся в нём артефактов люди из моего мира попадали в ваш. А механический страж, что хранит его от чужих, повредился, попав в створ стальных ворот, разрушилось его сердце и вытек яд. Дальше он попал в реку, протекающую мимо деревни дриад. Так они и заразились…
Старый алхимик задумался, забыв даже о миске с новой порцией похлёбки в своих руках. Потом, словно очнулся, покачал головой:
– Что-то больно много всякого происходит последние дни, Эскул. Жёлтое небо, непонятная болезнь Бруно, железный дом со своею отравой... Ты не думал, что это может быть связано одно с другим?
– Конечно, учитель. Но пока я не могу нащупать эту связь. Кроме того, что эти события произошли в течение одной седмицы… Слишком мало мы знаем. Но, надеюсь, в Ковене знают больше. Это всё-таки организация, целый Орден! Со своей поставленной системой сбора сведений… Очень на это надеюсь, Гуггенхайм! А то, что делать с Бруно, ума не приложу… – добавил я ещё тише, скосив глаза на гному, отошедшую за вином к повозке.