Нечаев: Созидатель разрушения

Лурье Феликс Моисеевич

Монарх желал образцового суда над нечаевцами и всю тяжесть ответственности за его безупречное проведение возложил на товарища министра юстиции, управляющего министерством О. В. Эссена. Обремененный высочайшим поручением, Эссен не пропустил ни одного судебного заседания, регулярно отправлял Александру II доклады о положении дел на процессе. [458] Среди публики в зале заседаний постоянно присутствовали товарищ шефа жандармов граф Н. В. Левашев, чиновники III отделения, в их числе К. Ф. Филиппеус, министры, многие правоведы, генералы, писатели Н. С. Лесков и Ф. И. Тютчев, большинство публики состояло из студентов, среди них крутились агенты политической полиции.

458

46 См.: ГА РФ, ф. 124, оп. 1, д. 1, л. 46–60.

Инцидентов в зале заседаний и вне его во время слушания дела нечаевцев практически не было. Вся леворадикальная часть петербургского общества была

подавлена случившимся, никаких манифестаций не предпринималось, иногда в публике поднимался шум, но это была реакция на выступления адвокатов или резкие действия председательствующего на процессе сенатора А. С. Любимова. Подсудимые и защита обвиняли его в чрезмерно жестком ведении процесса, власти придерживались обратной точки зрения. «Много толков, — писал известный своей объективностью литератор А. В. Никитенко, — по поводу изъявленного высочайшею властью неудовольствия на суды за то, во-первых, что председатель вел себя слишком гуманно и любовно с подсудимыми по Нечаевской истории и что он не останавливал адвокатов там, где они слишком распространялись в общих понятиях о сущности и различии заговора и тайных обществ; во-вторых, за то, что суд оправдывает некоторых, а не всех приговаривает к каре». [459] Чуть позже, размышляя о приговорах, Никитенко заметил: «Административные порядки: молодая девушка Дементьева по Нечаевскому делу была судом приговорена к заключению в тюрьму на три или четыре месяца. Она отсидела это время в Литовском замке и была освобождена. По свидетельству тюремных надзирателей, она вела себя примерно, и вообще эта девушка прекрасная собою, прекрасно образованная, кроткая и вообще поведения порядочного. Во время суда она возбуждала всеобщее к себе сочувствие. Казалось бы, что, выдержав наложенное на нее наказание, она уже очистилась и сделалась свободною. Притом она еще до суда провела в крепости года полтора. Но едва она вышла из Литовского замка, ее подхватили и административным порядком сослали в какую-то губернию под надзор полиции». [460] Дементьева произвела крайне благоприятное впечатление на многих. [461]

459

47 Никитенко А. В. Дневник. Т. 3. Л., 1956. С. 212.

460

48 Там же. С. 231.

461

49 См.: ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 13, л. 134.

Академик Никитенко родился крепостным и получил вольную в семнадцатилетнем возрасте, что не могло не отразиться на взглядах этого достойного человека, поэтому небезынтересна его дневниковая запись, сделанная через месяц после начала судебных заседаний. «Катков в № 161 «Московских ведомостей» очень умно и талантливо говорит много дельного и правдивого относительно Нечаевского дела, но он все-таки не договаривает до всей правды. Да и нельзя договориться до нее публично. Что все эти заседания и агитации юношей есть бред полуобразования и т. п. — в этом нет сомнения. Но не следует забывать и того, какую грустную и скверную школу они проходят с детства». [462]

462

50 Никитенко А. В. Указ. соч. С. 211.

М. Н. Каткова, товарища Бакунина по кружку Станкевича, привыкли клеймить обидным термином «реакционер»; Катков действительно был реакционером. Но ради чего он встал на этот путь? Чтобы преградить дорогу такому явлению, как нечаевщина. Никто не осмелился столь резко высказываться против нее. Это Катков сказал, что кроме политических прав существуют политические обязанности, о коих революционеры вовсе не задумывались ни тогда, ни позже. Он взял на себя политические обязанности противостоять расшатыванию государственных устоев.

Правительство готовило образцовый политический процесс и желало его идеальной реализации. Эссен и Левашев, присутствуя на всех заседаниях, пристально следили за ходом слушания дела, и как только происходило нечто не предусмотренное сценарием, тотчас на это реагировали. «Во время перерыва вчерашнего (7 июля 1871 года. — Ф. Л.) заседания Судебной Палаты, — писал Левашев председательствующему, — около 3 1/2 часов пополудни, тотчас по выходе из залы Членов Суда, произошла суматоха и подсудимые, вызванные в Палату в качестве свидетелей, смешались с присяжными поверенными и разными лицами, выбежавшими к ним из мест, занятых публикою, так что без распорядительности жандармского офицера, воспрепятствовавшего дальнейшим последствиям этого беспорядка, легко могло бы случиться, что несколько арестованных нашли бы возможность бежать. До чего упомянутая суматоха дошла, и до какой степени подсудимые смешались в зале с другими лицами, видно из того, что вместо оставшегося в зале подсудимого рядовой отвел было в комнату, предназначенную на этот предмет одному из присяжных поверенных; арестант же стоял, окруженный публично, и смеялся, но тут же был выведен из зала жандармским офицером». [463]

463

51

ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 13, л. 54–54 об.

И политические преступники, и охрана не имели опыта, пятью годами позже солдаты не допустили бы такого. Филиппеус, докладывая Левашеву о своих впечатлениях от публики в зале Судебной палаты, заметил, что бросается в глаза отсутствие разницы между публикой и подсудимыми. «Порядочная часть общества, — продолжает Филиппеус, — с любопытством, даже жаром читает газеты, но не интересуется делом настолько, чтобы спозаранку собираться у входа в здание суда, и придя уже поздно, она находит все места уже занятыми все тою же публикою». [464]

464

52 Там же, л. 58.

Петербургские студенты и приезжая молодежь с ночи осаждали здание, где происходило слушание дела нечаевцев, судили их товарищей. Но после завершения процесса по первой группе обвиняемых интерес к тому, что происходило в зале заседаний, заметно упал. 15 июля суд завершил рассмотрение дел по первой группе и объявил приговор:

«1. Подсудимых Успенского, Кузнецова. Прыжова и Николаева лишить всех прав состояния и сослать в каторжные работы: Успенского — в рудниках на 15 лет, Кузнецова — в крепостях на 10 лет, Прыжова — в крепостях на 12 лет и Николаева — в крепостях на 7 лет и 4 месяца, затем поселить в Сибири навсегда.

2. Подсудимого Флоринского заключить в тюрьму на 6 месяцев, с отдачею затем под строгий надзор полиции на 5 лет.

3. Подсудимых Ткачева и Дементьеву заключить в тюрьму: первого на 1 год и 4 месяца, а Дементьеву на 4 месяца.

4. Подсудимых Коринфского, Волховского, Томилову и Орлова признать по суду оправданными». [465]

По этому приговору Эссен составил всеподданнейший доклад, а Левашев отправил Шувалову телеграмму. [466]

465

53 См.: Государственные преступления в России в XIX веке. СПб., 1906. С. 188.

466

54 См.: ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 115, ч. 13, л. 98.

Агенты (II отделения доносили начальству об услышанном по поводу объявления приговора, «что судебная палата чрезвычайно снисходительно решила участь преступников и что их следовало бы для примера другим непременно казнить, а не отдавать под надзор полиции, как некоторых суд приговорил, потому что полиция вовсе не отличается дальновидностью и серьезным уменьем и что, кроме протоколов по пустякам, которые она составляет на жителей города, ничего более не умеет порядочно сделать, Другие же, напротив, говорят, что мальчишек не судить следовало, а пороть розгами до тех пор, пока вся дурь не вышла бы из головы, а потом поселить порознь и навсегда в отдаленных местах Сибири; тогда бы они помнили, что не следует какой-нибудь ничтожной мрази идти против правительства, которое и так много сделало для них и в самое короткое время». [467] Сочувствия к подсудимым как участникам «Народной расправы» никто не выражал, сочувствовали заблудшим, не ведавшим, в чем участвовали, что творили. Появилось несколько анонимных рукописных листовок с призывами заступиться за «невинно осужденных». [468] Сочинителей отыскать не удалось.

467

55 Там же, л. 119.

468

56 См.: там же, д. 115, ч. 7, л. 185.

Во время процесса секретарем суда зачитывались «Катехизис революционера», «Общие правила организации» и «Общие правила сети для организаций». «Катехизис революционера» в зашифрованном виде обнаружили у Успенского, а ключ для прочтения — у Кузнецова. Чиновники Министерства иностранных дел расшифровали текст. Публикация всех трех документов в «Правительственном вестнике» произвела тягостное впечатление. Члены «Народной расправы» заявили на суде, что «Катехизиса» не читали, и это была правда: Нечаев лишь пересказывал некоторые его параграфы. «Если задаться вопросом, — заявил Спасович, защищая Кузнецова, — почему этот катехизис, столь старательно составленный, никому не читался, то надо прийти к заключению, что не читался он потому, что если бы читался, то произвел бы самое гадкое впечатление. Даже молодежь, так критически относящаяся к делу, не могла не задуматься, когда прочла одиннадцатый параграф, в котором говорится, что каждый член организации рассматривается как капитал, состоящий в распоряжении организации, и если попадется, то организация озаботится его освобождением тогда, когда на это освобождение не потребуется особенно значительных затрат, в противном случае он предоставляется на произвол судьбы». [469]

469

57 Спасович В. Д. Сочинения. Т. 5. СПб., 1893. С. 148.