Нечаянный тамплиер. Книга 2
Шрифт:
С течением времени Родимцев начал ловить себя на мысли, что все сильнее превращается в Грегора Рокбюрна. С каждым днем он все больше отождествлял себя с этим молодым и успешным рыцарем, забывая уже, что когда-то в другой жизни был военным пенсионером Григорием Родимцевым. Желания у него появились тоже, свойственные молодым. Очень захотелось женщин, и он вступил в тайную связь с той самой младшей наложницей эмира Ибрагима, которая не сбежала, как другие женщины, а не побоялась трудностей, оставшись работать на пороховой фабрике.
Впрочем, девушка оказалась совсем не против тайного союза с молодым командором тамплиеров. По ее мнению, багровый шрам на щеке, полученный от стрелка-ассасина, только украшал Грегора. Он же своей властью выдал ей один из трофейных
Об остальном персонале порохового производства он тоже не забывал, выделив всем дома и квартиры в захваченном городе. Многие бывшие хозяева сбежали еще до полной осады, потому с пустующей жилплощадью проблем пока не возникало. На жалование тоже никто из коллектива фабрики не жаловался. Но каждый работник знал, что попытка уйти с работы и переметнуться на сторону врагов будет караться смертью, о чем всех предупреждал лично командор.
Сам же Грегор Рокбюрн разбогател за короткое время настолько, что набрал множество местных жителей в собственный батальон туркополов, вооруженных луками. А самых толковых кандидатов он назначал в команды артиллеристов, которых тоже образовалось немало, потому что производство пушек, пороха и снарядов с каждым днем лишь нарастало. И, по-прежнему, Грегор лично обучал их. А еще, кроме пушек, пистолетов и ружей, он изобрел и начал изготавливать простейшие минометы двухдюймового калибра.
Конечно, вестям о том, что крестоносцы захватили Тибериаду, султан Бейбарс не обрадовался. Он немедленно повелел отступать из Армянской Киликии, чтобы идти отбивать озерный город назад. Сарацины приближались к городу с севера, со стороны тех самых холмов, названных Рогами Хитина, где когда-то разыгралось печально знаменитое сражение, проигранное крестоносцами, в результате которого христианами был потерян Иерусалим.
Барон Монфор отличался бдительностью. И на этот раз он узнал о приближении противника загодя, потому что передовые дозоры давно им были выставлены, и они не дремали. Тревогу подняли ночью. Хитрый Бейбарс решил подойти под стены города, пользуясь темнотой. Но, гонец от передового дозора предупредил вовремя. Он скакал и кричал во весь голос:
— Сарацины идут! Проснитесь, братья! К оружию!
И христиане по всей Тибериаде просыпались, выпрыгивая из своих постелей. На улицах зажигали костры, а на стенах и башнях вспыхнули факелы. К битве готовились ратники барона Монфора и графа Ибелина. И даже госпитальеры отправлялись на бой. Откликались и обученные бойцы ордена Храма. Они быстро одевались и выходили из казарм, проверяя оружие. Если султан рассчитывал подобраться к городу незаметно, то его постигла неудача. Застать врасплох крестоносцев на этот раз не получилось. И вскоре передовые отряды начали рубиться прямо в ночи. Кавалерия сшиблась при свете луны, звезд, костров и факелов к северу от города.
Артиллеристы тоже приняли вызов. Пушки установили на городских стенах загодя, как только поползли слухи о приближении неприятеля. И теперь, после объявления тревоги, подносили дополнительные ящики с боезапасом. Кроме того, артиллеристов охраняли мушкетеры-тамплиеры, вооруженные кремниевыми ружьями и мечами. Рыцарская кавалерия ордена тоже никуда не делась. Но, теперь она должна была действовать лишь согласованно с артиллеристами, которыми, стоя на самой высокой городской башне под гордо реющим знаменем «Босеан», командовал сам Грегор Рокбюрн. А рядом с ним находился граф Ибелин, вооруженный длинным кремниевым ружьем, которое он прекрасно освоил после пистолета. Оба они внимательно всматривались в поле битвы через новенькие подзорные трубы, изготовленные по заказу графа. Вот только они не могли начать стрелять, потому что вперед неожиданно выскочили госпитальеры, ринувшись в бессмысленную атаку на превосходящие силы армии султана. И вел их сам брат Гаспар, которому, конечно, при всех его недостатках, нельзя было отказать в безрассудной храбрости.
— За веру! — кричал он, перекрывая своим громким голосом рев толпы. И все остальные госпитальеры вторили ему, яростно ринувшись в битву, вырвавшись из северных ворот города. Сарацины напоролись на мощное сопротивление. На огромном боевом коне, закованном в латы, Гаспар вклинился во вражеский авангард. На его груди серебрилась в свете луны прочная стальная кираса, начищенная до блеска, а враги падали замертво от его меча.
Неожиданно из главных ворот на помощь госпитальерам устремились всадники Монфора, крича:
— Монжуа!
А сам барон сменил сон на азарт сражения, нанеся мощный удар по правому флангу неприятеля, устремившегося к городским стенам в попытке обойти боевые порядки госпитальеров и прижать их к озеру. На этот раз барон орудовал полутораручным мечом прямо с седла своего высокого жеребца, закованного в броню. И когда Монфор опускал огромный обоюдоострый клинок на очередного противника, то часто разрубал его почти пополам.
Но, несмотря на ожесточенное сопротивление крестоносцев, мамлюки не ослабляли натиск. Они с остервенением рубились своими искривленными ятаганами против прямых мечей. Битва под стенами озерного города продолжалась, когда уже наступил рассвет. А войско графа Ибелина и тамплиеры все еще не вступали в битву, оставаясь в резерве. Так было решено на военном совете накануне: если неприятель нападет на Тибериаду с южной стороны, то первыми будут отражать нападение Ибелин и храмовники, а если удар придется с севера, то удар примут госпитальеры и войско Монфора. Остальные же должны охранять городские стены.
Тем временем, султан бросил в бой новые силы, надавив на госпитальеров. И новая атака тяжелых мамелюкских всадников, закованных в броню не хуже крестоносцев, смяла авангард госпиталя Святого Иоанна. В подзорную трубу Грегор хорошо видел, как один из атакующих сбил копьем с седла брата Гаспара. После чего его, похоже, добили. Сам же султан в бой не шел, разбив шатер своей ставки на ближайшей возвышенности в трех сотнях метров от городских стен. Бейбарс не спешил. Ратников в его армии было много. Разведчики сообщали о двадцати тысячах. И возможно, что он надеялся на подход еще каких-нибудь подкреплений.
Когда основные силы неприятеля втянулись в битву, медлить было уже нельзя. И Грегор Рокбюрн, наконец, скомандовал:
— Орудия к бою! Заряжай картечью! Подпустить ближе! Огонь по моей команде!
Пространство перед городом как раз осветил рассвет, что дало возможность артиллеристам точно нацеливать пушки. Безмятежное утреннее левантийское небо отражалось в спокойной воде озера, когда воздух задрожал от залпов двух десятков двухдюймовых орудий. И разрывы картечи прошлись по коннице неприятеля, сея смерть. Монфору, при этом, хватило ума и опыта организовать организованное отступление собственного войска к городским стенам. Мамелюки же, устремившиеся за отступающими, в надежде разгромить их окончательно, попадали под смертельный огонь орудий, выкашивающий их ряды.
Между тем, граф Ибелин приметил в подзорную трубу, что с противоположного холмика Бейбарс отдает команды своим войскам. После чего он привел свое новое кремневое ружье в боевое положение, уперев ствол на каменное ограждение башни. Ружье это не было обычным гладкоствольным. Ради эксперимента Грегор Рокбюрн дал кузнецам задание изготовить его с четырьмя нарезами в стволе. Фактически, то была первая винтовка. Стрелять же граф за это время научился прекрасно. Конечно, помогла ему и удача. И молитва, наверное, тоже. Как бы там ни было, но, тот единственный выстрел, который сделал граф с городской башни, поразил султана прямо между глаз. После чего сражение удалось довольно легко выиграть, потому что, лишившись командования и понеся значительные потери от артиллерийского огня, армия мамелюков начала беспорядочно отступать. Вскоре в окрестностях озерного города не осталось ни одного врага, а события истории пошли совсем по-другому. Главная угроза христианскому королевству Святой Земли исчезла.