Нечеловеческий фактор
Шрифт:
Лёха глотнул коньяк и громко перекусил напополам яблоко.
— Это из министерства проверяющая, чтоб ты знала. И директор приказал: «Делай, Иванов, что угодно, но чтобы проверяющая осталась довольна нашими трудами, а также счастлива от нашего радушного приёма». Я её довёл до театра и сразу бы пошел домой, потому, что в фойе проверяющую уже ждали Никитин наш и Лымарева с Печерской. Они уже наметили программу, как министерскую штучку развлечь и продержать на балу до утра с хорошим настроением. Это чтобы она потом мягче и безболезненно нас проверяла. А привезти её из гостиницы директор для солидности поручил мне, начальнику отдела. Я привёз и собрался домой шлёпать, а тут ты…
Галка
— Надо же какие звери — её начальники. Отправили девочку тридцать первого в командировку. Они, наверное, думают, что вы такие энтузиасты, что никогда не празднуете, а всё вкалываете без перерывов на сон, обед и туалет сутками даже в предновогодний день и сразу после него с утра.
Алексей поёжился и глотнул из бокала побольше.
— Карманы выверни, — сказала Галка беззлобно, но так, будто приказала.
Муж улыбался глупо и нервно, но рыться в карманах не спешил. Тогда Галина сама сунула свои тонкие пальчики в левый внутренний карман его современного пиджака с блестящим отливом и достала два билета.
— Она как без билета прошла? Ну, ладно, проскочила или проползла под ногами контролёров незаметно. А второй билет кому?
Сёмина Галина отошла, порвала билеты, бросила кусочки бумаги в пепельницу из чешского стекла и села на стул. Прямо напротив мужа. Лёха вскочил, перегнулся через разделяющий их стол, схватил Галку за волос, резко потянул и придавил её щекой к полированной поверхности румынской мебели.
— Тебя, суку, кто научил шпионить?! Думаешь — поймала меня с тёлкой, отругала и теперь я стану выдающимся семьянином? Пыль буду со шкафов вытирать и картошку тебе чистить? Ты за меня вышла, чтобы я тихонько топал сзади и за твою юбочку держался? А вот хрен тебе! Как жил, так и буду жить. Моя жизнь! Когда замуж собралась — ничего обо мне у подружек не спросила, дура? Они бы тебе мозги промыли и жила бы как всегда — одна до старости.
— Пошел вон! — Галина дернулась и оставила клок волоса в Лёхином кулаке.
На столе, сервированном к Новому году, она разыскала на ощупь нож, зажала его в руке и подняла к плечу. — Вон пошел отсюда, я сказала!
— Дура, она и есть дура! — Алексей поднялся, ушел в спальню и минут через пять вышел со своим чемоданом. Оделся в прихожей, ничего не сказал, кинул в зал на ковер ключ от квартиры. Потом хлопнула дверь, щелкнул язычок английского замка и в своей квартире Галке стало душно. Она в платье тонком, праздничном, и в тапках вышла на балкон, вдохнула побольше морозного воздуха, поставила локти на перила и заплакала. Не от злости и обиды. От страха. Ей показалось на миг, что ушел Алексей, а с ним и её жизнь. И что больше её, жизни, просто не будет с сегодняшнего дня.
В одиннадцать часов вечера она оделась и ушла к родителям. В двенадцать ночи они чокнулись бокалами с шампанским, поели немного и пошли спать. Телевизор даже не включали. Галка провалялась в кровати весь первый день января. Засыпала, просыпалась, плакала, снова засыпала.
— Всё? — спросила мама ближе к вечеру. Заглянула, чтобы понять — легче дочери или всё ещё не отпустила печаль. — Разведёнка ты теперь? Хорошо, что ребёнка не несёшь. Ты не жалей шибко. Не твой это мужик. Да и брехун прирожденный. Я это давно заметила. Обойдёмся без него, да?
Галина кивнула. Утром второго числа она побежала домой, переоделась в синюю форму с большим голубым значком на левом лацкане приталенного пиджака. На значке летел самолёт в чистом небе над словами «Лучший в профессии».
Через час она уже поднималась на борт № 75158 вместе с командиром корабля Мишей Шуваловым и вторым пилотом Вовой Горюновым. По пути в Семипалатинск, а потом в Москву она после тонкой работы с пассажирами садилась к иллюминатору и смотрела вверх. Там было так же холодно и пусто, как у Галки на душе. Внизу висели непроницаемые облака, сквозь которые земля не просматривалась. А, может, это было как раз хорошо. На земле остались её печаль, её разочарование и боль.
— А когда обратно прилечу, их там уже ветром сдует куда подальше, — сказала вслух Галина и пошла к стюардессам пить чай.
Глава седьмая
На третий день свадьбы Юры Кривцова и Тани Малышевой пропал Кривцов, в недавнем прошлом жених. А потерялся он второго января шестьдесят пятого, не смотря на то, что уже почти неделю был натуральным мужем, обозначенным именно так в свидетельстве о браке. Малышева родилась в Семипалатинске, где и жила до поступления в желанный Алма-Атинский медицинский. Терапевтом хотела стать. Там и Юру Кривцова полюбила. А он её. На четвертом курсе. Ну, естественно, задумались о свадьбе. В ЗАГС им назначено было через месяц — двадцать восьмого декабря. Позвонила Таня отцу, сообщила новость и Юру очень хвалила. Юра умный, добрый, сильный и честный. Муж будет — золото.
— Ну, жить тебе с ним, не мне, — сказал отец Виктор Фёдорович, хирург. — Но свадьбу праздновать будем у нас в Семипалатинске. На твоей родине. Имеешь право покапризничать. Скажи, что свадьбу хочешь отгулять здесь. Если он мужик настоящий, то поймёт. А мы с матерью в Семипалатинске свою-то лихо отгуляли в новогоднюю ночь. Хотя тоже учиться на хирургов поехали в медицинский Алма-Атинский. Жениться всё равно на родину поехали. Так совместим и вашу с Новым годом.
— Это, чтобы про свадьбу вы всегда вспоминали. Как мы с матерью. В обычный день сыграете, так лет через пять, если, конечно, проживёте, свадьбу не вспомните. Мы с матерью Новый год встречали двадцать четыре года назад, в ночь с сорок первого на сорок второй, и свадьбу сыграли одновременно под любимый бой курантов и под поздравление по радио самого Калинина Михал Иваныча. Он, правда, только с Новым годом народ поздравлял. Про нас не вспомнил. Да когда ему? Война только началась! Не до нашей свадьбы было правительству.
Виктор Фёдорович весело посмеялся над своей удачной шуткой.
— И вообще — в Семипалатинске браки почему-то выходят крепкие. Я знаю, что по разводам мы на последнем месте в республике.
Юра жил в Алма-Ате, и его папа с мамой отдали молодоженам большую комнату в своей четырёхкомнатной квартире. Папа Юры носил высокое звание доктора медицинских наук, мама была кандидатом. Оба работали кардиологами. Против брака никто не шел. Все всем нравились. Родителям — молодожены. Молодым — родители. И то, что свадьбу решили отыграть не в Алма-Ате, в первую очередь нравилось Кривцовым. Очень занятые были люди, чтобы дома всё организовать, а против кабака и кафе восстали все.
— Дома поженишься — к домашнему теплу тебя и тянуть будет, — мудро высказался папа Юры, Кривцов Николай Ильич. — А в кабаке отметишь, то тебя туда и будет звать коньячок или водочка. А жену тоже потянет по чужим домам да койкам нечистая. Это тенденция, проверенная народом. А значит верная.
В общем, ночь отшумели, следующий день тоже. Родственников набралось столько, что даже считать побоялись. Так много. Только со стороны жениха набралось восемнадцать. Да от невесты — четверо братьев отца, три маминых сестры. Все с семьями. Двоюродных с детьми, женами и мужьями — где-то пятьдесят, не меньше. Плюс друзья детства. Трое даже из Алма-Аты с Юрой вместе прилетели. Огромная квартира знатных Семипалатинских хирургов приняла эту бригаду за три длинных стола в трёх крупных комнатах. Деревенские родичи сели одной компанией, городские — где место было.