Нечеловек

Варго Александр

Давыдов снова улыбнулся.

– Зато это знает старый козел дядя Слава.

Макс посмотрел на Олега. Тот открывал рот, но голос принадлежал Максу-плохому.

Максим тряхнул головой. Покойники начали раздваиваться. Перед глазами помутнело. Он еще раз встряхнулся и окончательно проснулся. Бабурин сидел в зале, в кресле. Напротив него сидел в таком же кресле Максим-плохой. Дверь шкафа с зеркалом открылась, и Макс отражался в нем.

– Старый козел о многом тебе расскажет, – заговорило отражение. – Ты послушай и убей его.

– Да пошел ты, – прошептал Макс. Нащупал бутылку у кресла и швырнул в дверцу. Зеркало водопадом упало на ковер.

Глава 9

Максим

подошел к двери тещиной квартиры в 12.25. Поднес руку к звонку – и убрал. Мало того, что руки тряслись, так еще и внутри все переворачивалось. Наконец решился и надавил на кнопку. После трели послышалось шуршание шлепанцев, будто кто-то, не поднимая ног, подползал к двери. Сердце грозило разбиться о ребра. Замок открылся, и дверь распахнулась. Макс готов был вжаться в стену, но, на его удивление, из квартиры никто не выглянул. Максим сделал шаг вперед и увидел Анжелу в пижаме, входящую в спальню.

Бабурин не стал ждать приглашения и вошел в квартиру.

– Там, на кухне, мама тебе поесть оставила, – услышал он голос Анжелы из спальни.

Макс приоткрыл дверь. Анжела лежала и листала какой-то журнал. Она услышала, что кто-то входит.

– Что, не нашел?.. Что ты здесь делаешь?! Как ты сюда попал?!

Она вся сжалась, напружинилась, будто к ним проник убийца и насильник.

– Ты меня сама впустила.

– Я?! Когда?

– Только что. Анжела, не прогоняй меня. Я выскажусь и уйду. – Он взял стул у стены и присел. – Фотографии – подделка. Это я говорю не для того, чтобы оправдаться. Егор проверил их со своим другом. Они подделаны. Я не знаю, кому это было нужно, но раз уж так получилось, значит, все-таки это кому-то нужно.

– У тебя все? – холодно спросила Анжела. – А теперь уходи.

– Но почему?! Я ведь тебя люблю! Как ты не поймешь, я без тебя жить не могу!

Он встал – и понял, что плачет. Слишком поздно, чтобы скрыть это от нее, от этой холодной женщины. Нос был забит, слезы текли ручьем. Он уже не мог тихо плакать, ему хотелось рыдать. Рыдать от бессилия и потери.

– Уходи. – Глаза Анжелы были сухими и холодными. Но было видно, она плакала. Плакала, но не по Максу. – Уходи, убийца! Ты убил Веру Михайловну! – Анжела встала с кровати и пошла на Максима. В ней уже не было той сжатости – пружина выстрелила и выдавливала мужа из комнаты, из ее жизни. Максим со слезами на глазах отступал.

– Ты убил Олега! – Анжела выпихнула Бабурина и закрыла перед ним дверь.

– Анжела, я никого не убивал!

– Дядя Слава мне рассказал, откуда ты и почему ты без родителей.

– И почему же?! – Теперь на Максима нахлынула обида. Он не знал, где его родители и кто он сам, а дядя Слава рассказывает Анжеле тайны, принадлежащие ему.

– Возьми. И не вздумай читать его здесь. Уходи!

Максим увидел, как под дверь просунулся конверт. Он взял его. Запечатан.

– Анжела…

– Уходи, ты колдун и убийца!

Вот эти слова его разозлили.

– Если я колдун, ты думаешь, меня сдержит эта дверь? Почему бы мне не убить тебя прямо сейчас, не открывая двери?! Почему мне не расплющить тебя, как лягушку, кроватью, на которой ты оплакивала своего любовника?!

– Максим, уходи. Я тебя боюсь.

Макс развернулся и вышел из квартиры.

* * *

Вячеслав Андреевич принял душ, погладил парадный костюм в елочку, купленный еще в советские годы. После прихода Анжелы он все понял. Слишком поздно что-либо повернуть назад. Максим,

словно паровоз, встал на страшные рельсы и разогнался настолько, что даже если сейчас дернуть стоп-кран, то тормозной путь будет длинным и усеянным трупами.

Вячеслав Андреевич решил не попадать в число этих трупов. Он ведь вырастил его. Кем бы ни был наш ребенок, мы любим его. Все равно любим. Жить дядя Слава уже не хотел, но еще больше он не хотел, чтобы его убил Максим. А то, что Макс захочет его убить, – это наверняка. Старик решил сам уйти из жизни. Письмо для приемного сына Вячеслав Андреевич написал еще пару дней назад, когда еще не совсем было понятно, что да как. Он хотел отправить его по почте, но положение исправила Анжела, и дядя Слава отдал его ей (для Макса, разумеется). А сейчас он набросал небольшое письмецо – мол, никого не вините и так далее, и тому подобное. Оставит записку, наденет парадный костюм и кинется в объятия к милой Машеньке. Этот проклятый всеми богами террорист сельского разлива выстрелил тогда и в него. «Только вот Машенька раньше ушла. Ничего, я тебя догоню. Я не стану дожидаться, пока меня опухоль доконает. Сейчас, Машенька, сейчас. Вот только трубочку еще одну, последнюю, выкурю – и к тебе».

Вячеслав Андреевич вычистил трубку и начал забивать ее табаком. Медленно. Ведь это была его последняя трубка на этом свете.

Сел у окна, затянулся. Вроде ничего не забыл. Поставил телевизор на таймер включения, не забыв врубить полную громкость, – этого соседи не потерпят. Оставил открытой входную дверь. Соседи хоть добрым словом вспомнят. Мол, предупредил Вячеслав Андреевич, не дал трупным ядам въесться в стены родного дома.

Докурил. Выбил трубку. Продул и положил в нагрудный карман серого пиджака в елочку. Мало ли, может, и на том свете сгодится.

Поправил пиджак. Застегнул пуговицу. Проверил, нет ли двойной стрелки на брюках (он проверял это уже в третий раз). Он делал все последовательно, будто шел знакомой дорогой, шаг за шагом. На каждый шаг тратилось времени ровно столько же, сколько на предыдущий.

Встал на стул. Надел петлю на шею и шагнул навстречу яркому свету в конце туннеля, в объятия Машеньки.

* * *

Анжела дождалась, когда захлопнется входная дверь, и вышла из спальни. Она плакала. Если он колдун, почему не убил прямо сейчас? Почему?! Не выбросил в окно, не придавил шкафом? Да он что угодно мог сделать с ней. Но не сделал. Либо потому, что не умеет, либо потому, что любит. Оба варианта ее устраивали, но не настолько, чтобы вернуться к нему. Анжела помнила слова Вячеслава Андреевича.

– Посмотри, – сказал старик, – есть ли перемены в его обличье. Они, когда используют свою Силу, стареют быстрее.

Вот Анжела первым делом и взглянула на лицо Максима. Он постарел лет на двадцать.

Все эти дни, пока он был в Москве, Анжела много думала. Фотографии вполне могли быть фотомонтажом. Вполне. Уж очень много народа желало им вреда.

Элла – тварь, всем и всегда желала зла. Злобный хорек Игорек (как его называл Максим) – та еще сволочь. Теперь она понимала, что он буквально рвался наверх, грезил креслом управляющего. Девушка-тайна Леся Чалова (сейчас Анжела была просто уверена в этом) дружила с ней только из-за каких-то своих целей. Возможно, тоже это проклятое кресло, а может, и чувства к Максиму. Владлен… Максим прилюдно врезал ему по морде. Неужели это не повод отомстить ему? Ну и, в конце концов, сам Олег. Ведь он все эти годы любил ее. Не повод ли это? Анжела винила всех, но Макса – больше остальных.