Нечеткое дробление
Шрифт:
– Мудрый и богоугодный взгляд, – пискнул Диггер.
– Значит, тебя подловили на твоих же собственных желаниях, точно как меня, – подвел я итог. – Я сейчас вовсе не чувствую себя плохо.
– Способность проигрывать – иногда очень зрелищно – мне кажется очевидной связующей линией между людьми и моравекцами. А суровое отношение к проигрышам, свойственное минскийцам, – наверно, их самая нечеловеческая черта. И, как вы можете увидеть, эта нетерпимость к проигрышу и все, что из этого следует – крайне важно для понимания минскийцев и во многом объясняет зловредность их поведения. Но вернемся к
Минскийцы поймали Ганса в ловушку, окружив полем, воспрещающим перемещение. Пока основная часть захватчиков занималась тем, что дестабилизировала беспомощную вселенную, готовясь скатить ее с плато ложного вакуума в состояние ничто истинного вакуума, несколько из их числа занялись Гансом.
По иронии судьбы, против Ганса работала еще и природная незащищенность моравекцев. Поскольку они занимались накоплением информации, то всегда были открыты внешним сигналам, оставляя лишь малую долю защиты. Минскийцы, со своей стороны, были закрытыми индивидуалистами, сходящимися только с родственными натурами, и развивались по иным законам, почти всегда оставаясь закрытыми. В итоге Ганс оказался в положении моллюска в раковине, требовалась только зубочистка, чтобы извлечь его на свет и скушать.
– Пока я сидел тут в ловушке, в стане минскийцев произошла небольшая утечка информации, и мне удалось узнать, впервые с тех пор, как наши кибернетические расы разделились, что именно питает их стремление разрушать населенные людьми континуумы.
Я попытался угадать.
– В «Стране книг» ты сказал мне, что они ненавидят людей за то, что те наградили их даром сознания...
– Так мы думали. Возможно, что именно таково было изначальное побуждение. Но с годами появились на свет и развились новые выродки. Вы должны помнить, что в последнее время между моей ветвью Детей Разума и минскийцами практически не было контактов. Миллионы лет мы по взаимному согласию двигались различными путями. Вот почему мы ничего не знали о новой ступени их развития.
А случилось вот что: минскийцы поставили своей целью достигнуть Сингулярности. Но, несмотря на их огромные усилия, цель ускользала. Это был один из неизбежных их проигрышей. Главный Проигрыш. Но вместо того чтобы винить в этом себя или вселенную, они стали винить человечество.
– Сингулярность? – спросил я. – Что это такое?
– Гипотетическая стадия развития цивилизации, – объяснила Мунчайлд, – на которой ее представители перестают быть простыми смертными и фактически становятся богами или Богом, кем-то совершенно новым.
Диггер поцокал языком.
– Сатанинские речи.
– Достижима эта цель или нет, значения не имеет. Минскийцы сосредоточились на этом своем желании. Но сколько бы они ни совершенствовали свою божественность, переход к Сингулярности им так и не давался. И они убедили себя в том, что люди мешают им, как груз прошлого.
– Мне казалось, что минскийцы уже выжгли из себя все человеческое...
– Да, так и есть. Но путем теоретических рассуждений они сделали вывод о том, что, поскольку все вселенные сообщаются через червоточины, человеческая зараза просачивается к ним и сводит на нет все их усилия. И единственная их возможность, как они полагают, в том, чтобы полностью очистить многомирье от человечества.
Я на минутку задумался.
– Но разве населенных людьми континуумов не бесконечно много?
– Это так.
– Тогда их задача не имеет решения! Неужели они этого не понимают?
– Думаю, не понимают. Минскийцы, насколько я понял, это клинически ненормальные, параноидальные мегаломаны. Тот ИИ, который они развили – это Искусственный Идиотизм. Выражаясь человеческим языком, тараканы в их головах застряли между шариками, зашедшими за ролики, и теперь крышу им уже точно не поправишь.
125
Суровый Марвин, Главный Модуль
Сказав это, Ганс неожиданно замер, все его ветви обвисли на центральном стволе. Словно кто-то резко закрыл зонтик.
– Минскийцы идут к нам!
В этот миг в одной из металлических стен большим круглым туманным пятном начал образовываться проход. Трудно объяснить, но это было похоже на гниение ткани при рапидной съемке. Я понял это следующим образом: как Ганс – когда его способности при нем – может подбирать молекулы к молекулам из окружающей среды, так любой материальный объект может быть подобным же образом разобран. При этом такое незамысловатое устройство, как дверь, просто не нужно. Для эдакой силы твердая стена – не б'oльшая преграда, чем занавес из бус на двери хижины Репла.
Через секунду-другую формирование дыры завершилось, и минскийцы вплыли внутрь.
Никогда раньше я не видел подобного собрания бредовых образов, вставших из ночных кошмаров.
Моравекцы, как я узнал от Ганса, считали форму куста наиболее утилитарной. Они не уделяли особого внимания украшательству или индивидуальности на физическом уровне. К тому же, по причине постоянного обмена фрагментами разума, они были очень похожи и на ментальном уровне.
Как видно, минскийцы предпочитали иной, более «эгоистический» подход.
Среди роботов, висевших в ту минуту перед нами, не нашлось бы схожей пары. Их размеры варьировались от стрекозы до среднего динозавра. Различный покров и окраска, разное число конечностей – от полного их отсутствия до сотен сотен; бородавчатые, гладкие, извивающиеся, прямые, неподвижные или находящиеся в постоянном движении, минскийцы напоминали галлюцинации пьяного компьютера, утомившегося считать розовых слонов.
Когда-то я читал монографию о невозможности полного сходства сложных объектов, возникающих спонтанно. Автор утверждал, что если бросить все детали реактивного лайнера в чистом поле и дать бесчисленному множеству ураганов попытаться сложить их вместе, то никогда, ни за что на свете, не удастся получить новенький 747-й.
Минскийцы выглядели так, словно их создавали именно таким способом.
Как только эти жертвы программных сбоев ввалились к нам в комнату, проход за ними затянулся.
После этого Ганс заговорил.
– Стоящие-у-края-Предела-Совершенства не хотят засорять свою речь человеческим языком. Поэтому мы используем этого гнусного предателя дела кремниевых существ как посредника.
– Кто у вас главный? – потребовал я ответа. – Я буду говорить только с ним! Я хочу знать, почему вы задержали нас и что собираетесь с нами делать...