Нечисть редкого вида
Шрифт:
Мне было очень неприятно так думать про единственного близкого человека, но я ничего не могла с собой поделать: горькие мысли нет-нет, да и влезали непрошено. Конечно я их гнала, вспоминая множество эпизодов, которые говорили мне, что папа меня любит, но некоторое сомнение все равно поселилось где-то внутри и точило, точило…
Даже и не знаю, решилась бы я сама проверить истинное отношение ко мне отца, но когда я по давней привычке, выскочила в прихожую ему навстречу, папка так стремительно шагнул ко мне, сгребая в охапку, так сильно прижал к груди и так горячо чмокнул где-то за ухом, что меня буквально затопило
«Дура! Вот просто дура, и все! Нашла в ком сомневаться!» – промелькнуло сокрушенно, пока папа нес меня к дивану, как в детстве подхватив под коленки.
***
– Папочка, ты меня прости, – начала я усиленно «вилять хвостиком» сразу же, как отец присел на диван так и не спустив меня с рук.
Он удобно устроил меня у себя на коленях, а я уютно свернулась клубочком положив голову ему на грудь и млела, когда он чмокал меня в темя: было так сладко, как в детстве, прижаться к отцовской груди, слушать, как под рубашкой стучит его сердце, и чувствовать себя защищенной от всего мира…
– Доча-доча, да за что простить-то? Я же понимаю, как тебе тошно из больницы в больницу кочевать, да еще весна, а ты такая у меня молоденькая еще… Только делать-то что? Эти приступы твои… Там ты хоть под присмотром и врачи рядом, и всякие приборы… А дома? Хочешь, сиделку наймем? – он очередной раз чмокнул меня в макушку и попытался заглянуть в лицо.
– Так, папочка, я просто при этих акулах от медицины говорить не хотела, – задрала я подбородок и честными глазами уставилась отцу в глаза, – мне лучше стало! Правда-правда! Приступов уже вторые сутки нет, – немного преувеличила я сроки, (не говорить же, что на бегство от медицины я решилась всего после одной благополучной ночи?!) – а ведь последнюю неделю они по три-четыре раза в течении дня меня скручивали, да еще пару раз за ночь! А потом вдруг р-р-раз, и как отрезало! Мне кажется, что ухудшение – это обострение перед выздоровлением было, кризис типа…
Папка вглядывался в мое лицо и недоверчиво покачивал головой:
– Два дня без приступов и ты сразу выписываться сорвалась..?
– Устала я от больничной обстановки, а смысла чего-то еще выжидать не видела. Если бы меня лечили, тогда другое дело – их трудами облегчение пришло, надо долечиваться, а не курс прерывать, ну и все такое… Но ведь я сама выздоровела! Так чего еще там высиживать?! Чтобы они себе заслуги приписали?! Не хочу! И так сколько денег вбухали за эти их обследования, которые по факту ничего не дали, да за попытки попробовать очередную гадость на моем организме!
– Ну, ладно тебе, ладно, вояка, – отец успокаивающе похлопал меня по руке, – медики тоже не боги и выше головы прыгнуть не могут… – вроде бы согласился он с моими доводами, но я видела, что на самом деле, они не очень-то его убеждают.
«Ну, что же, раз так, то почему бы и не уступить ради его спокойствия?» – подумала я снисходительно, – «компромисс дело хорошее, особенно если уверен в своей правоте… А я уверена?» – на секунду усомнилась в собственных ощущениях, – «Уверена!» – пришло будто откуда-то «извне», и отстранившись, я энергично мотнула головой:
– Давай так: если приступ повторится хотя бы раз, я молчком возвращаюсь в лечебницу! Как тебе такой вариант?
– Ты так уверена..?
– Ну-у-у, – я еще раз, будто сканируя, прислушалась к собственному организму, – чувствую себя намного лучше и как-то спокойнее… Может и ошибаюсь, но помнишь того ученого-эзотерика, который советовал узнавать о состоянии своего тела у собственной подкорки и даже врачебные диагнозы так проверять? Вот подкорка мне сейчас и подсказывает, что худшее позади…
– Гхем… Ну, раз подкорка… – отец сделал утрированно-серьезную, милую до ужаса, моську и покивал головой, – тогда-а… идем ужинать?! – закончил он с хитрой улыбкой.
– Да! – откликнулась я с энтузиазмом, поскольку не смотря на весьма сытный обед, когда-то успела здорово проголодаться.
Я вообще заметила, что за сегодняшний день аппетит у меня сильно вырос и встретила это открытие с некоторой настороженностью: растолстеть в мои планы не входило, хотя это мог быть всего лишь временный эффект и организм просто требовал больше калорий после затраченной ночью энергии на полет и перемещение, да и приступы мне дались не даром… Так или нет, предстояло выяснить «в процессе», а пока я встала на весы, которые держала в закутке у кровати, и добросовестно записала полученный результат на стикер, который приклеила тут же, на обои, на стенку над весами.
Вообще-то, я к полноте не склонна и до сих пор могла без вреда для себя лопать все, что хотела и в любое время суток, но это совсем не означало, что за весом я не следила: пару раз в неделю все равно залезала на весы, чтобы убедиться, что ничего не поменялось. Со времени болезни я похудела на три с половиной кг и это мне не нравилось, так как проступили ребра, стали видны ключицы, и просвет между бедрами, на мой вкус, увеличился уже с излишком.
При моем женственном телосложении, мамином наследстве и предмете зависти знакомых девчонок, когда при кажущейся худобе у меня на виду не торчала ни одна косточка, становилось очевидным, что такое похудание – это уже через чур и явно не на пользу, но и сделать я ничего не могла, поскольку приступы сжирали больше, чем я была в состоянии компенсировать пищей.
«Как бы теперь обратный процесс не пошел», – подумала с некоторой опаской, – «надо будет почаще взвешиваться…»
***
К моему огромному облегчению, на ужин Ольга не приехала и мы провели весь вечер с папой, болтая об общих знакомых, моих и его планах на выходные, и вообще о разной чепухе, которая приходила в голову. В свою комнату я вернулась поздно, переоделась в джинсы и кроссовки, накинула на плечи джемпер, завязав рукава на груди и опять устроилась на подоконнике: за окном начиналась вторая ночь полнолуния…
Глава 4. Вторая ночь…
Мачеха заявилась после полуночи, на такси, поскольку, вопреки ее же собственным правилам, была в сильном подпитии и даже ровно идти не могла, а телепалась от бордюра к бордюру как лодка у неумелого гребца. Я облегченно вздохнула: если она и так-то поспать не дура, то после завтрашнего пробуждения ей точно сразу не до меня будет и раннего вторжения можно не опасаться. А вот папа у меня жаворонок, но поскольку у нас в семье у всех отдельные спальни, то по утрам он не только меня не беспокоит, но и свою драгоценную супругу, и на работу уезжает задолго до нашего пробуждения. Так что по утрам мы с ним почти не пересекались даже когда я на учебу ездила.