Нечистая сила

Пикуль Валентин Саввич

– А скоро ли это случится? – спросил венеролог.

– Очень скоро, – заверил его Пуришкевич…

Симанович сразу созвонился с Вырубовой, прося ее передать царю, чтобы в Ставку вызвали Файнштейна, который и доложит подробности; он поехал потом на Гороховую, где сказал Распутину такие слова: «Поезжай немедленно к царице и расскажи, что затевается переворот. Заговорщики хотят убить тебя, а затем очередь за царем и царицей… Скажи папе и маме, чтобы дали тебе миллион английских фунтов, тогда мы сможем оставить Россию и переселиться в Палестину, там можем жить спокойно. Я тоже опасаюсь за свою жизнь. Ради тебя, – закончил речь Симанович, – я обрел много

врагов. Но я тоже хочу жить!»

Распутин, думая, выпил две бутылки мадеры.

– Еще рано, – сказал, – пятки салом мазать. Погожу и царей тревожить. Ежели наши растократы на меня ополчатся, я сделаю так, что весь фронт развалится за одну неделю… Вот те крест святой: завтрева немцы будут гулять по Невскому!

Но Пуришкевич, проболтавшись о заговоре, не раскрыл участников его – и это спасло все последующие события.

* * *

Юсупов сознательно зачастил в гости к Распутину, а тот, доверяя ему, вполне искренно говорил:

– Министером тебе бы! Хошь, сделаю?..

В белой блузочке, покуривая папиросы, в уголке дивана сидела, поджав ноги, Мунька Головина – слушала мужской разговор. Феликс осторожно выведывал у Распутина – каковы цели того подполья, которое им управляет; выяснилось, что людей, работающих на пользу сепаратного мира, Гришка называет зелеными:

– А живут энти зеленые в Швеции.

– У нас на Руси тоже есть зеленые? – спросил князь.

Распутин подпустил загадочного туману:

– Зеленых нет, а зеленоватых полно. У меня, брат, друзья не тока дома. За границей тоже людишки с башками водятся…

Он просил Юсупова петь под гитару, и князь пел:

К мысу радости, к скалам печали ли,К островам ли сиреневых птиц,Все равно, где бы мы ни причалили,Не поднять нам усталых ресниц…

Муньке нравилось, а Распутин кривился:

– Не по-нашенски… нам бы чего попроще!

В угоду ему Феликс заводил мещанское занудство:

Вечер вечереет. Приказчицы идут.Маруся отравилась – в больницу повезут.В больницу отвозили и клали на кровать,Два доктора, сестрички пытались жизнь спасать.Спасайте не спасайте, мне жизнь не дорога!Я милого любила – такого подлеца…

– Вот это – наша! – радовался Распутин.

Наманикюренные тонкие пальцы потомка Магомета и поклонника Оскара Уайльда брызнули по струнам.

Маруся ты, Маруся! Открой свои глаза,А доктор отвечает: «Давно уж померла».Пришел ее любезный, хотел он навестить,А доктор отвечает: «В часовенке лежит».Кого-то полюбила, чего-то испила,Любовь тем доказала – от яду померла…

Бывая на Гороховой, князь внимательно изучал расстановку шпиков департамента полиции, интересовался, насколько точно они информированы об отлучках Распутина из дома. Вскоре Гришка начал проявлять горячее нетерпение:

– Слушь, Маленький! (Так он называл Юсупова.) А когда-сь Иринка-то из Крыма приедет? Говорят, красовитая стала. Обабилась, как дочку-то

родила. Ну вот… устрой!

1 декабря заговорщики еще раз встретились в поезде Пуришкевича; князь Феликс сказал, что надо кончать с Распутиным поскорее, ибо он сам торопит события, и если дело затянется, то это наведет его на подозрения. Пуришкевич настаивал на том, что пора назначить точную дату убийства. Но тут великий князь Дмитрий, полистав записную книжку, извинился:

– Я ведь человек светский, а значит, сам себе не принадлежу. До шестнадцатого декабря у меня все вечера уже расписаны.

Юсупов приятельски взглянул в его книжку.

– Митя, а вот пирушка… можно отказаться?

– Да никак! Встреча с товарищами по фронту.

– Итак, остается шестнадцатого декабря? – спросил Владимир Митрофанович. – Ну что ж. Давайте так. За эти дни надо успеть многое еще сделать. Шестнадцатого я нарочно приглашу членов Думы осмотреть мой поезд – для отвода глаз. А вы, князь, не забудьте поставить граммофон, который бы заглушал лишние шумы… Кстати, есть у Распутина любимая пластинка?

– Есть. Вы удивитесь – «Янки дудль дэнди».

– Отлично. Собираемся по звонку. В телефон надо сказать пароль: «Ваня приехал». А сейчас, господа, мы прощаемся…

В канун убийства доктор Лазоверт перекрасил автомобиль санпоезда, замазав на его бортах личный девиз Пуришкевича «Semper idem» («Всегда тот же»). Пуришкевич съездил в тир лейб-гвардии Семеновского полка, где из своего испытанного «соважа» выбил десять очков из десяти возможных по малозаметным подвижным целям.

Вечером, вернувшись в вагон-библиотеку, он заварил чай покрепче и примерил на руку стальной кастет. Подумал вслух:

– На худой конец можно и горшок ему расколоть…

Перед сном он читал оды Горация (в подлиннике), со вкусом декламируя по-латыни: «Не спрашивай, не выпытывай, Левконоя, нам знать не дано, какой конец уготовили тебе и мне боги…»

За стенкой вагона свирепел лютейший мороз.

4. До шестнадцатого

В канун своей гибели Распутин добился того, чего не всегда удавалось добиться даже многим столбовым дворянам: его младшая дочь Варька была помещена императрицей в Институт благородных девиц (так назывался тогда Смольный институт); по екатерининскому статусу института смолянками могли стать лишь девицы благородного происхождения, деды и прадеды которых отличились по службе или на полях сражений. Слухи об этом небывалом ордонансе шокировали русское общество, вызвав возмущение не только среди столичной аристократии, но и среди всех мало-мальски мыслящих людей… Вскоре Варька приехала к отцу, жалуясь, что в Смольном кормят очень плохо, она голодная, кругом болтают по-французски, передник носить велят, но сморкаться в него не позволяют, подруг нету, все смолянки воротятся, говорят; что от нее пахнет свеженарубленной капустой…

Отец дал дочери разумный совет:

– Ежели они там все такие благородные, так и ты, Варюшка, будь благородной. Слюней во рте поднакопи да харкни в рожу энтим подруженькам, чтоб оне, стервы, тебя зауважали!

Кажется, совет имел практическое применение, после чего начался стихийный отлив смолянок из института. С утра до ночи подъезжали кареты и коляски – родители спешили забрать дочерей из благородного заведения, которое стало распутинским. В эти дни на квартире Распутина отчетливо прозвучал выстрел – это покончил с собой жених Варвары, офицер Гиго Пхакадзе; причина самоубийства осталась невыясненной.