Недавно минувшие дни
Шрифт:
Однако, один из них или оба оказались стукачами. Из-за этого выражения, я отсидел в тюрьме семь лет. Стал инвалидом. Поэтому не могу терпеть людей-доносчиков, независимо от того, правы они или неправы.
Сарвар слушал рассказ Мажида Кадыри всей душой…
«Среди людей порядочных должна быть ответственность друг за друга. Если кто-то виноват, значит есть и твоя вина, и за это ты ответственный. Эта ошибка произошла при тебе: если ты был бы справедливым и настоящим другом ты не позволил бы ему совершить эту ошибку»…
Сарвар вышел каким-то другим человеком после беседы со своим учителем. Он не мог объяснить свое состояние, но чувствовал сердцем, что-то перевернулось в нем.
ДОЛГИЕ
Сороколинейная керосиновая лампа еле освещала вокруг. Через приоткрытое окно в комнату прорывался запах цветов, благодаря ночному перепаду температуры и слабому ветерку, запах кружился вокруг Сарвара. Однако он не чувствовал это, рука, которая держала ручку, вспотела… Вот уже несколько часов он решает задачи по математике и химии. Когда он находил правильный ответ, он скрещивал и сжимал пальцы рук до хруста, отводил в стороны и делал гимнастику, однако, терпеливо сидел и занимался, просто иногда огибал ноги 2-3 раза, чтобы они не окоченели.
Вдруг дверь резко открылась – брат! Под желтым светом керосиновой лампы лицо брата показалось бледным. Он опустил мешок и положил его в угол.
– Брат, не устали, хорошо сходили на базар? Мама… его слова остались в горле.
– Маму задержали милиционеры. Я еле ушел. За мной гнались, но я убежал в сторону парка.
Настроение и состояние нервозное. Состояние Анвара вмиг перешло Сарвару. Встал, но раскачался. Голова стала тяжелой от долгого сидения, прогнувшись.
– Где, где осталась мама?
Сарвар не смог сказать «задержали». Если он скажет задержали, ему почудилось странное состояние как будто жандармы, одетые в форму лягушачьей кожи, спрячут маму за решетку внутри четырех стен.
– В милицейском пункте около базара, хотел оставить вещи в магазинчике тети Дилбар, но…
Анвар посмотрел с надеждой в глаза братишки. Он знал, что Сарвар принимал очень быстрые и верные решения. Сарвар заметил вопрос в глазах Анвара «что будем делать?».
– Я сам схожу в милицейский пункт…
– Может быть с собой возьмешь кого-то постарше?
– Сначала сам схожу… Теперь мы тоже повзрослели, идти к кому-то с просьбой неудобно-подумал Сарвар.
Анвар посмотрел в след с надеждой на брата, который вышел из дома, выговорив как взрослый человек.
Сарвар хотя вышел от брата как боец, идя по закоулкам в сторону базара (рынка) ему стало не по себе, обидно.
Кто им дал такое право и полномочия, этим жандармам? Мать не совершила никакого преступления! Всего на всего с базара Абай (Казахстанский) подешевле покупает сливочное масло, творог, яйца, мыло и др. и добавив 5-10 процентов в их стоимость торгует на базаре Эски-Джува. Таким образом, содержит свою семью из пяти человек. Таких людей у нас называют «перекупщики, перепродавцы». Милиционеры не дают им спокойно дышать. На фабриках рабочих мест нет. Государство должно сказать «спасибо» таким женщинам, которые не смотря на трудности послевоенных лет, кормят свою семью. Мать могла сказать: «я вдова солдата Советской Армии, он погиб в войне. Теперь вы должны (кормить) содержать моих детей». Она же так не говорит, не цепляется за рукава начальников. Или, выгнав детей на улицу, как некоторые женщины не гуляет, не развлекается, думая только о себе. Сарвар, как помнит себя, видит свою мать только за работой. Когда пришло «черное письмо» от отца, она как некоторые не стала устраивать скандал, обвинив всех и вся. Всю боль проглотила. Крепко завязала пояс, не показала свою слабость детям и начала работать… Вначале она начала шить фуфайки солдатам, которые находились на фронтах. Мать покупала материал в артели, затем по шаблонам снимала мерки, а потом, начинала шить их с помощью старинной швейной машинки «Зингер». Сарвар сидя на корточках помогал матери, держа и потягивая за конец, отдельно сшиваемый части фуфайки.
Думая о вашем стане,
Розовые щеки пожелтели…
В надежде увидеть ваших черных очей,
Почернели еще больше мои глаза, ханум.
При этом сердце Сарвара заливалось грустью. Он понимал, что между отцом и матерью была большая любовь. Отец оказывается женился на матери несмотря на сопротивление родителей и родственников. Видимо, в связи с этим родственники со стороны отца не очень балуют их.
Разве легко потерять такого родного, любимого человека. После войны мужчины начали носить брюки- китель белого цвета. Мать начала принимать заказы. Потом она научилась шить платья для девушек.
Однако, с раннего утра до темноты сидеть за машинкой, сгорбившись, представляет собой тяжелый труд. Кроме этого, необходимо иметь зоркие глаза. Последнее время (видимо от частого плача) глаза матери начали слезиться. Иногда Сарвару хотелось оставить учебу и начать какую-то работу. Мечтал маму посадить на почетное место – курпачу. Однако, хорошо если сегодня заработает деньги, а завтра что будет? Всю жизнь он не хочет быть чернорабочим! Нет Сарвар будет учиться! Он подарит маме такие вещи и спокойствие, которые ей и не снились…
Сарвар не заметил, как подошел к милицейскому участку, будучи занятым своими думами. Он знал это место. После того как мать начала заниматься торговлей молочными продуктами, то мать, то брат, «попадали» в это место.
– Зайди парень, что нужно? – на него посмотрел усатый полицейский с острыми глазами, нахмурив брови.
– Я… пришел за мамой…
Кто мать? Воровка или торговка?
Сарвар сжал кулаки.
– Осторожно! О маме так не говорите.
– Не вытягивай шею, петушок. Раз поймали мать, значит виновата, как звать, фамилия?
Комок застрял в горле Сарвара… Кто они такие? Кто им дал такие права, что приходит на язык, то и говорят? Вдруг хлынула кровь в голову:
– Моя мать не виновата. Вы привыкли задерживать часто и безвинных людей. Если мать вам отдала часть продуктов, давно отпустили бы!
Усатый полицейский, широко открыв свои большие глаза подошел к Сарвару.
– Захотел смерти, что – ли мальчик? Сержант! Наручники! Вошел высокий парень-полицейский и взял за воротник Сарвара…
Открылась основная дверь комнаты и зашли 2-3 человека. Все они были в форме и в погонах со звездами. Сержант отпустил Сарвара и стал смирно перед начальником, усатый тоже поспешил к ним. Один из вошедших весь в орденах и медалях, видимо он начальник, посмотрел на Сарвара. Сарвару было не до него, только что сержант отпустил его воротник, поэтому считал, что все одной масти «как белые и черные-собаки». Но при этом совесть его мучила и это он чувствовал. «Независимо как, но надо спасать маму, пусть путем унижения» думал он, но сердце не подчинялось этому, восставал против. «Кто они?»– этот вопрос мучил его. Когда думал, что мать его сейчас сидит в какой-то темной и холодной комнате, которая чтобы заработать на хлеб покупала подешевле продукты на Абай базаре, иногда ходила пешком, хотелось поколотить, ругать себя.
– Вдруг начальник обратился к Сарвару.
– Стой, стой, как звать твоего отца, сынок? Обращение «сынок» чуть-чуть остудило горячее сердце Сарвара, как будто полили холодной водой.
– Мукадыр.
– Вы из махалли «Аллон»?
– Да.
– Да именно, так думал и я. Сын Мукадырбая… похож, как здоровье мамы, сестры и брата? Что делаешь здесь? Мы с отцом этого парня вместе ушли на фронт. Был прекрасный джигит…
Усатый полицейский, широко раскрыв глаза не дал ему договорить.