Неделя в декабре
Шрифт:
Любимая же выпивка Роджера именовалась «алконавтом», и, проводя вечер дома, он употреблял парочку «алконавтов» перед ужином, за которым пил уже одно только вино. «Алконавт» мог быть коктейлем с шампанским — на палец трехзвездочного коньяка, кусочек сахара, одна капля горького тоника и винный стакан ледяного сухого шампанского, — а мог и сухим мартини или просто виски со льдом и содовой. «Алконавта» Роджер считал королем всех возлияний, а противоположностью его было достойное презрения «совсем как в пабе», едва-едва покрывавшее дно стакана.
— Ты знаешь, кто там еще будет? — спросил Роджер, направляясь со стаканчиком в гостиную и похлопывая себя по карманам, дабы убедиться, при нем ли ключи.
— Все представление устраивается ради Уилбрехемов и той дамочки из Министерства образования. Как ее фамилия?
— Диллон. Эх, пропустил я футбол.
— Ты же наверняка записал его, милый.
— Сказать-то легко. Ты пульт от телевизора давно видела? Только не говори, что его опять Бамбли сгрыз.
— Ну и обычные дамы из книжного клуба, насколько я понимаю, — сказала Аманда. — По-моему, Софи решила пуститься во все тяжкие. Попытаться поразить Уилбрехема и внушить ему мысль, что Ланс — естественный кандидат в члены теневого кабинета. Прекрасно разбирается в иммиграционной политике и так далее.
— Ага, — сказал Роджер. — Ты можешь себе представить, чтобы нашего министра внутренних дел звали Лансом?
Он снова похлопал себя по карману с ключами.
Аманда Мальпассе, выглядевшая в облегающем платье из зеленого атласа особенно стройной, стояла у окна, глядя на улицу. Она любила это время дня, когда движение ослабевало, а рестораны и пабы еще не переполнены. В такие часы почти чувствуешь, как столица вздыхает, собираясь с силами. Эта часть Лондона практически не изменилась с того дня, когда Аманда впервые увидела ее, вырвавшись сюда из гэмпширской школы на безумный уик-энд. Она и ее друзья ели тогда гамбургеры в заведении на Фулем-роуд и пили вино из оплетенных соломой бутылок. Сейчас Аманда, стоя у высокого окна, видела два ресторана со смуглыми официантами в красных рубашках — выходцами, быть может, из того же, что и она, десятилетия. А они тем временем готовились к вечерней работе: к демонстрации обходительности, к легкому флирту, к обслуживанию особого пошиба парочек, чей расцвет молодости уже миновал: мужчин, сохранивших после развода как раз столько денег, сколько им требуется, чтобы поднимать бокалы в честь своих спутниц, уже обзаведшихся морщинами блондинок, имеющих за плечами немало того, что Элен, французская знакомая Аманды, называла des heures de vol— часы налета, — как говорят об условно годных авиалайнерах, которые их европейские владельцы списывают и передают «Эйр-Конго».
Аманда, вздохнув, отвернулась от окна. Отсюда они, эти парочки, отправятся по квартирам, а потом, потом… Проснутся лондонским утром, поздравят себя с тем, что справились с сексом, да и с жизнью тоже, выведут свои машины со стоянок для жильцов… Никто из них, погрязших в рутине, не мог знать того, что знала она. Ее молодости. Которая когда-нибудь да вернется.
— Ну что, пора в путь, моя старая тощая кобылка. Ты готова?
— Да, готова, — ответила Аманда. Все-таки она достаточно счастлива с Роджером, нет, правда.
— Адрес этих непрошеных хозяев у нас имеется?
— Да, он в моей сумочке.
— Тогда вперед, — сказал Роджер. — Хотя погоди, а ключи-то где?
Ключи, как вскоре выяснилось, по-прежнему лежали у него в кармане, и несколько минут спустя семья Мальпассе уже ехала по Глостер-роуд.
— Господи, — сказал Роджер, — поверить не могу, что еще немного — и опять Рождество.
— Да, — отозвалась Аманда, — помню, мне было пять лет, мы переезжали на другую квартиру. И я думала, что Рождество уже никогда не наступит. Мне тогда казалось, что северный олень с подарками появляется раз в десять лет. Впрочем, меня и это устраивало.
— Меня тоже.
— А теперь только успеешь отправить елочные украшения на чердак, а их уже опять пора вытаскивать. Хотя кажется, что и прошло-то всего месяца три-четыре.
— Знаю-знаю, — грустно произнес Роджер, тормозя у пешеходного перехода. — Сдается, мне больше всего нравилось время, когда Рождество наступало только раз в году.
Всякий раз, как они отправлялись в гости на машине, Роджер вел ее туда, а Аманда обратно — это правило и выглядело современным, равным разделением труда, и позволяло Роджеру пить, сколько душа попросит.
Свернув на Кэмпден-Хилл-роуд, Роджер сказал:
— Ну ладно. Перейдем к инструктажу. Ланс и Софи, так? Откуда мы их знаем?
— С Софи, — начала Аманда, слегка подправляя свой макияж с помощью закрепленного на солнечном козырьке зеркальца, — я познакомилась в прошлом году, на вечере, устроенном «Рождеством Юдит» для сбора средств. Она пригласила меня поработать в комитете по детским приютам. Мы с тобой встречались с ней и ее мужем у Симпсонов.
— А, это та, что похожа на мистера Горбачева?
— Нет, это Эльза Тинги. Софи немного полновата, энергична, любит одеваться в розовое и бирюзовое. Руки в браслетиках.
— Правильно, знаю, — сказал Роджер, — у нее еще выговор как у Эдварда Хита. Нужно будет заняться ею после обеда.
— Ну еще бы. А он…
— Я же его по телевизору видел, верно? Серьезный, но какой-то тусклый.
— Верно. Он довольно долго работал в Ассоциированном королевском. Высоко, я думаю, не поднялся, но все же скопил миллионов десять и основал вместе с другом какой-то специализированный фонд.
— Понятно, — сказал Роджер. — А что у них на детском фронте?
В этот миг они добрались до начала Лэдброк-Гроув — перекрестка с Холланд-парк-авеню, двойной светофор которого пропускал машины либо прямо, либо направо. Сворачивая на Гроув, Роджер увидел двигавшийся прямо на него велосипед с выключенным фонариком, — велосипедист, проехавший не на один, а сразу на два красных света, удерживал свою еле ползшую машину в равновесии, умело орудуя педалями, и понемногу пересекал двойной поток шедших на зеленый легковушек и грузовиков, а затем, дважды избежав почти верной смерти, выудил из кармана мобильник и принялся набирать номер. Вокруг с визгом тормозили и виляли, чтобы не врезаться в него, автомобили, он же остановился, упершись обеими ступнями в мостовую, и гневно погрозил водителям свободным кулаком.