Неделя зимы
Шрифт:
— Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, — отозвался Джон. — Я пробыл у вас совсем немного, но успел ощутить это на себе.
— Наверное, наша жизнь сильно отличается от той, к которой вы привыкли.
— Это правда, — сказал он, не вдаваясь в объяснения о том, к какой жизни привык.
— Думаю, у себя вы вряд ли можете вот так зайти в кафе выпить чашку кофе…
Он бросил на нее острый взгляд.
— Что вы имеете в виду?
— Джон, конечно, мы знаем, что вы — Корри Салинас. Поняли сразу, как только увидели вас — и Чикки, и я.
— Но вы ничего не сказали… — Он был поражен.
— Вы назвались Джоном. Хотели сохранить инкогнито. С какой стати мы должны были что-то говорить?
— А остальные гости? Они тожезнают?
— Да. Молодой человек из Швеции узнал вас в тот же вечер, а англичане Генри и Никола потихоньку спросили у Чикки, почему вы остановились под чужим именем.
— Вообще-то, я говорил вам чистую правду. Я действительнолетел на деловую встречу в Германию и действительнорешил остановиться у вас совершенно спонтанно.
— Ну конечно. И вы можете называть себя как угодно, Джон, — это ваша жизнь и ваш отпуск.
— Но если все вокруг знают?.. — с сомнением в голосе начал он.
— Видите ли, они вполне понимают ваше желание побыть обыкновенным человеком. К тому же у них достаточно собственных проблем.
— Хорошо, если так. Мне просто хотелось отрешиться от той жизни, хотя бы ненадолго, провести некоторое время без всего этого багажа…
— Наверное, очень утомительно постоянно отвечать на разные вопросы и рассказывать, знакомы ли вы с Томом Крузом или Брэдом Питтом.
— О, никто не считает меня птицей такого высокого полета. Зато многим кажется, что я в точности такой, как мои герои. Мне всегда жаль разочаровывать людей.
— Ну что вы, перестаньте! Все вас находят очаровательным. И я тоже. Вообще, я успела разочароваться в мужчинах, но, глядя на вас, думаю, что не все еще потеряно.
— Вы смеетесь надо мной. Я стар, очень, очень стар, — рассмеялся он.
— Я совсемне смеюсь, можете поверить мне на слово. Вот только я думаю, что вы могли бы получать больше удовольствия от своей славы, от того, что все вокруг любят вас. Если бы я добилась того, чего добились вы, то была бы страшно собой горда и ходила повсюду с самодовольным видом.
— Это всего лишь работа, — сказал он. — В своей обычной жизни мне совсем не хочется притворяться.
Орла серьезно взвесила его слова.
— Но ведь в кругу семьи вы можете быть самим собой? — спросила она.
— У меня нетсемьи, только дочь. Вчера ночью я звонил ей в Калифорнию.
— Вы рассказали ей про Стоун-хаус? Может, она приедет сюда со своими детьми?
— У нее нет детей. Она учительница.
— Наверняка она очень вами гордится. Вы заходите к ней в школу побеседовать с учениками?
— Боже, нет. Никогда.
— Думаете, они не хотели бы познакомиться с кинозвездой? — удивленно спросила Орла.
— Нет, Марии-Розе это не понравится, — ответил он.
— Не может быть. Вы спрашивали ее?
— Нет. Не хочу навязываться.
— Ну надо же — вы просто идеальный отец. И почему моиродители не похожи на вас?
Корри снова был готов слушать — это у него всегда прекрасно получалось.
— У вас с ними сложные отношения? — сочувственно поинтересовался он.
— Честно говоря, да. Они по-другому представляли себе мое будущее. Им кажется, что я рано обзавелась собственным домом. Они говорят, что я растрачиваю молодость на мытье посуды в кухне у Чикки, — так они воспринимают мою работу. Им бы хотелось, чтобы я вышла за одного из этих чертовых О’Хара и поселилась в вульгарном особняке с колоннами по фасаду и с тремя санузлами.
— Они вам так сказали?
— В этом нет необходимости, их неодобрение висит в воздухе, словно ядерный гриб.
— Думаю, они желают вам добра, просто не знают, как правильно подобрать слова…
— О, у моей матери слов в избытке, чтобы регулярно сообщать мне, что я понапрасну трачу молодые годы.
— Хм, а если не брать в расчет этих самых О’Хара, неужели нет ни одногомужчины, к которому вы питаете симпатию? — Джон говорил мягко, не допытываясь, — просто интересовался.
— Нет. Как я уже сказала, я в них разочаровалась.
— Какая жалость. Среди нас встречаются вполне достойные экземпляры. — У него была восхитительная улыбка: слегка ироничная, полная скрытого юмора.
— Мне не хочется испытывать судьбу. Уверена, вы меня понимаете.
— Понимаю. Я дважды был женат и крутил романы со множеством женщин. Не могу сказать, что по-настоящему всех их понимал, но разочароваться в женщинах вообще — такого со мной не случалось.
— Ну конечно. У вас всегда был неограниченный выбор.
— Глядя на вас, сложно поверить, что вы испытываете сложности с выбором.
— И тем не менее это так. В лучшем случае мои отношения с мужчинами были компромиссом. В худшем — превращались в кошмар.
— Вы когда-нибудь любили?
— Положа руку на сердце? Нет. А вы?
— Да. Монику, мою первую жену. Мы были очень молоды, жизнь казалась нам прекрасной, у нас родилась Мария-Роза… Это и правда была любовь.
— Значит, вам повезло больше, чем мне.
— То есть вы уже не надеетесь, что сможете полюбить?
— Не совсем так, просто не хочу, чтобы из меня делали дуру или снова склоняли к компромиссам. С меня довольно. Мои отец и мать почти не разговаривают друг с другом. Моя тетка Мэри вышла замуж за столетнего старика только потому, что он сказочно богат, но ее муж не знает даже, какой день на дворе. У Чикки был брак по любви,но потом ее муж погиб в автокатастрофе. Поэтому я к любви не стремлюсь.