Недетские игры
Шрифт:
Вроде как переиграл.
Умер каперанг спустя несколько минут, не ответив ни на один из заданных мнимым десантником вопросов. Лишь произнес, прежде чем вздохнуть в последний раз: «Ненавижу».
В отличие от Шаевского, во взгляде Валанда не было заметно разочарования, словно подтверждая предположения, что у этой игры были совершенно иные задачи. И, кажется, Шаевский начал догадываться, зачем именно их принесло на Зерхан.
Он-то ладно, давно знал, что Шторм – тварь, каких поискать, но зачем тому надо было втягивать во все это Элизабет?!
Оборачиваться
Все женщины Службы были влюблены в помощника директора Геннори Лазовски. Исключения оказались весьма редки, я – одно из них. Причина проста, как ясный день. Я его боготворила!
Как ни старалась скрыть от него свои чувства, мне это не удалось, за что и расплачивалась. Ровер отучал меня от этой глупости, используя весь арсенал возможностей, которые у него были. Некоторая снисходительность к моей персоне со стороны Геннори доводила меня обычно до с трудом контролируемой ярости, что нисколько не мешала продолжать им восторгаться. Даже в этом он был великолепен.
До отеля мы добрались в рекордные сроки. Он молчал, я – тоже, но это было нелегко.
В номер вошла первой, Ровер задержался по пути. Вряд ли проверяясь, скорее сжалившись.
Передышка вышла короткой, но и этих двух минут хватило, чтобы собраться с мыслями.
Наивная! Шеф не был бы шефом, не умея добиваться своего. Одна секунда, и мне вновь пришлось возвращать сбежавшее при виде него самообладание.
Окинув холл быстрым взглядом, Ровер подошел к тахте и, скинув обувь и бросив элегантный пиджак на кресло, с явным удовольствием растянулся на ней, заставив наблюдать за невиданным доселе зрелищем.
– Докладывай.
Стиснув зубы, включила сканер и глушилку.
Говорить пришлось долго. Странник требовал обстоятельности в перечислении фактов и конкретности в выводах.
С первым проблем не возникло, а вот со вторым…
Все, что касалось Райзера и Горевски вкупе с взаимодействием с разведками и противостоянием с ними же, укладывалось в десяток четких тезисов, с остальным – значительно хуже. Одни догадки и предположения. Но такие, что вполне можно объявлять чрезвычайное положение и вводить войска.
В удовольствии произнести то, что думала, я себе не отказала. А ведь еще не свела воедино возможные беспорядки на почве ущемления социального статуса насильно переселенных на Зерхан и присутствие на планете дипломата Самаринии, только указала на наличие проблемы.
Потомки каторжан, и не только с Шираша, имели в идентификационных карточках особую отметку. Заставив аналитическую систему проанализировать огромнейший массив данных, я не обнаружила свидетельств того, что этот факт оказывал какое-либо значимое влияние на их материальное положение, возможность получить образование или работу, продвигаться по служебной лестнице.
Так было еще два стандарта
На текущий момент ее уже можно было четко проследить. До девяноста эпизодов среди малоимущих и до шестидесяти – в среднем классе.
Несмотря на некоторое волнение, закончила я уже спокойно. Какая разница, его кабинет в Штаб-квартире или люксовый номер отеля на Зерхане!
Ровер словно и не заметил наступившей тишины. Продолжал лежать, закинув руки за голову, и смотреть в потолок. Настолько домашний и уютный, что от нехороших предчувствий просто сжималось сердце.
Машинально начала считать, иногда помогло. На этот раз… не очень. Ровер умел блокировать свои эмоции, так что ощутить его состояние я не могла, но для этого хватало и иных признаков. Мой начальник был просто взбешен. Хорошо еще, я к этому не имела никакого отношения.
– Плохо, – вздохнул Ровер, до конца выдержав паузу. – Очень плохо.
Оскорбленно приподняла бровь, только после этого сообразив, что он не видит моего лица.
Пришлось спросить:
– Что плохо?
– Все плохо, – тут же отозвался Странник, садясь. – Ты действовала непрофессионально. Журналистка, но никак не оперативник Службы. Те парни – не лучше. Единственный, кто четко оценивал ситуацию, Шторм. Но от него ничего другого и не ожидалось.
Злиться и доказывать, что в тех условиях у меня не было иной возможности, – бесполезно. Если Ровер сказал: «Плохо», – лучше сразу принять как данность. Спорить – вызвать его гнев. Вызвать гнев… лучше сразу застрелиться. До тех пор, пока не дойдет, что именно было «плохо», будешь сидеть в офисе и перебирать бумажки.
– Я могу услышать о своих ошибках?
Тот посмотрел на меня с легким интересом.
Я взгляд отводить не стала. Ему стоило сразу понять, что я не отступлю.
– Одну, но весьма существенную.
Пока он нагнетал обстановку, успела сделать предположения. Слабые места этой операции я и сама была в силах оценить. Чего стоила только недооценка Райзера. Милый дядюшка… Да и о собственной безопасности я не побеспокоилась. Влезть в игру сумела, а просчитать, что наш субъект может слететь с катушек, – даже не подумала.
Оправдания у меня были – иная специфика деятельности, но я о них даже заикаться не собиралась. То же самое, что самой себе вынести приговор и тут же привести его в исполнение.
– Зачем ты во все это полезла? – вырвав меня из общения с самой собой, жестко спросил Ровер. Поднялся, словно и не замечая, что в одних носках (стоило признать, отсутствие обуви его образ ничуть не портило), подошел вплотную. – Ты должна была связаться со мной сразу, как только почувствовала неладное.
– И прощай вся конспирация, – не сдержавшись, шепотом произнесла я. Инстинкт самосохранения не сработал.
Ровер сделал вид, что не услышал. Но лишь для того, чтобы зайти с другой стороны.