Недетские игры

Высоцкая Мария Николаевна

Я его не ждала. Хотела провести этот вечер в одиночестве, подумать о прошлом. Отпустить. Успокоиться.

Боже! Если бы я только знала, что встречу Олега, точно бы пошла домой другим путем и ни в коем случае не подходила бы к этому ресторану. Но я не знала.

Он говорил, говорил, жестикулировал. Его ровный, почти монотонный голос словно лишил меня свободы мысли. Потом позвонил Кирилл. Я занервничала. Испугалась и не ответила. Олег, заметив мое замешательство, сразу подсуетился и потащил в зал ресторана. Я на автомате

передвигала ногами и на ходу придумывала оправдания для Кира. Почему я не ответила, где была.

Олег тем временем трогал мою руку, гладил тыльную сторону ладони и в какой-то момент даже хотел переплести наши пальцы.

Меня озарило, лишь когда я оказалась у столика.

Стояла, смотрела на белые цветы в вазочке и понимала, что творю какой-то бред.

Олег отодвинул для меня стул, чуть надавил на плечи, вынуждая присесть. Руку я к тому времени уже выдернула и даже спрятала ладошки в карман пиджака.

Он говорил. Много, красиво. Спросил, нашла ли я себе работу. Я промолчала, но ему, кажется, мой ответ и не требовался. Он просто продолжал расписывать в красках нашу дальнейшую жизнь. Рассказывал, что нашел для меня прекрасное место и я смогу работать по специальности. А еще, что покупает квартиру. Наше с ним собственное жилье, чтобы вить семейное гнездышко, как я и хотела.

Я слушала его сквозь стоящий в ушах шум. Смотрела в его темные глаза и понимала, насколько же мы отдалились.

Передо мной сидит человек, от которого я два года ждала этих самых слов. Признаний, помощи, тепла…

Но теперь все его слова кажутся бессмысленными, а поступки — лживыми. Перед глазами засел другой образ. Без идеально сидящего костюма и манерных жестов. Без выверенных слов и пустых обещаний.

Там человек, с которым можно просто смеяться и ни о чем не думать. Доверять и чувствовать себя особенной.

А для Олега… для него я лишь одна из. Просто, видимо, более удобная. Пластиковая кукла без собственного мнения.

Я просидела с ним почти двадцать минут. Это походило на мазохизм. Слушала, смотрела и убеждалась, что все происходящее кажется мне очень нелепым и смешным…

Он уходит от жены, которая родила ему ребенка, и, не теряя ни минуты, бежит к любовнице. Не встреть он сегодня меня, а какую-то другую свою девку, слова были бы такими же?

Я настолько погружаюсь в свои размышления, что не замечаю, как встаю и иду на выход. Слышу громкие выкрики Олега. Он следует за мной, хватает за руку, пытается заглядывать в глаза и говорит. Опять говорит о любви.

А я не хочу его слушать. Впервые в жизни я не хочу его слушать.

Толкаю дверь ресторана и ухожу. Меня потряхивает. Внутри сумбур из мыслей и боли. Мне больно. Я словно без анестезии сдираю с себя кожу, а возможно, это трескаются розовые очки. Не знаю.

Но, когда снова звонит Кирилл, становится стыдно. Я снова ему вру, что-то придумываю.

Как

и сейчас, стою, смотрю на него и не знаю, как сказать.

А сказать нужно. Он все равно узнает. И будет очень плохо, если не от меня.

Переминаюсь с ноги на ногу и решаю начать с более нейтральной темы.

— У тебя на работе проблемы? — разливаю кипяток по кружкам. — Ты просто сегодня очень загадочный, — мягко улыбаюсь, немного обернувшись, но Бушманов и бровью не ведет. Как стоял букой, так и продолжает.

— Нет, — качает головой.

Он стоит за моей спиной. Давит своим присутствием. Мне все время хочется сделать еще один шаг, но больше некуда. Я и так упираюсь в столешницу.

Может быть, он знает и ждет, когда я признаюсь? Но если он знает, то может думать… нет…

Выдыхаю. Обтираю и так сухие руки полотенцем, прилипая взглядом к выложенной над раковиной плитке.

— Слушай, — нервно тереблю носик заварочного чайника, — я понимаю, что разговор не очень приятный, просто я сегодня с Олегом столкнулась. Когда с собеседования шла. Случайно.

Зажмуриваюсь на пару секунд и резко поворачиваюсь к Бушманову лицом.

Кирилл смотрит открыто, как бы говоря: продолжай.

— Он там про развод говорил, врет, наверное... — запинаюсь, чем даю Кириллу возможность ответить:

— Нет. Он действительно разводится.

— Да?

Выходит удивленно, и я сразу об этом жалею. Потому что ответ Кира с размаху бьет меня по лицу леденящим тело вопросом:

— Тебя это радует?

— Что?

— Ты слышала.

Он стоит не шевелясь. Каменная глыба, застывшая передо мной пару сотен лет назад. Трогаю горячие щеки. А внутри так больно. Он же правда думает, что я…

У него есть повод. Точнее, был повод. Но даже осознание этого не может подавить мой внутренний бунт.

— Ты меня сейчас в чем-то обвиняешь? — прищуриваюсь и делаю шаг вперед. Замираю в паре миллиметров от Бушманова. Мои руки по-прежнему болтаются внизу безжизненными плетьми.

— Ни в коем случае, — отвечает с явным ехидством. — Как я могу?

— А говоришь так, будто обвиняешь.

— Тебе кажется, — язвит. И злится. Кожей чувствую, что злится.

Сегодня этот разговор точно не приведет ни к чему, кроме скандала. Поэтому я решаю ретироваться. Только вот углы сгладить забываю.

Не самая умная вещь — говорить ожидающему от тебя правды мужчине что-то вроде:

— Думаю, нам лучше продолжить завтра.

— Отчего же?

Кирилл едва заметно улыбается. Краешком губ, но мне хватает, чтобы понять, что мы начинаем лететь в бездну. Оба.

Он очень медленно проводит ладонью по моему плечу и отталкивает назад. Зажимает у кухонного гарнитура. Край столешницы болезненно впивается в спину.

— Мне больно, — морщусь, чувствуя, как он отстраняется. Совсем немного, но этого достаточно, чтобы не биться копчиком о деревяшку.