Недетские игры
Шрифт:
Егоров встретил Романа в коридоре возле палаты.
– Как он? – Шилов кивнул на закрытую дверь.
– Спит.
– Ты говорил с ним?
– Да. Трое встретили на выходе от девчонки. Вырубили с первого удара. Ни ствола, ни ксивы, ни денег…
– Под разбойников косили? – Шилов сунул в рот сигарету.
– Это вояки, Рома. Здесь не курят… – Егоров отобрал у него сигарету. – От шпаны бы Леня отбился.
– И где сейчас эта солдатка?
– Утром отправлена в командировку на Урал.
– Красиво…
– Ага. Что, будем брать часть штурмом?
– Нет. Будем искать одного гениального минера.
– И взорвем
– Взрывать погодим. Мы через него на остальных сможем выйти.
– Жаль. Я бы взорвал.
Шилов заглянул в палату. Василевский спал, до подбородка укрытый одеялом. Голова была забинтована, на лбу повязка покраснела от крови. Когда поправится, объясняться по поводу утраты ксивы и пистолета придется очень серьезно. Большое начальство, как правило, плохо верит в истории с нападениями, всегда подозревая, что сотрудник по пьяни все потерял, а теперь неумело отмазывается. Так что на фоне московской проверки спрос с Василевского учинят строгий. Хорошо, если отделается только дисциплинарным взысканием. А то запросто могут уволить, прецедентов хватает… Ладно, лишь бы поправился.
Роман повернулся к Егорову:
– На всякий случай организуй Леньке охрану. А к этой части пока больше не суйся.
Джексон жил в коммуналке на Васильевском острове.
Пожилая соседка, впустив Романа в квартиру, покосилась на бутылку пива в его руках и со вздохом предупредила:
– Вы поаккуратнее с ним.
– Постараюсь. Если что, милицию вызывайте.
– Пробовали уже как-то, – соседка поторопилась уйти к себе и заперла дверь.
Комната Джексона была оформлена в стиле «милитари». К потолку были подвешены модели самолетов, стены украшали репродукции на батальную тему, полки забиты книгами на военно-историческую тематику.
Шилов ожидал увидеть бардак, соответствующий двухдневному загулу: позавчера Джексон побуянил на Торжковской, где погиб Шахид, вчера на работу не вышел, но зато вечером приперся в прокуратуру и, по слухам, после отъезда Романа выжрал у Кожуриной все запасы спиртного и требовал продолжить банкет. Голицын его как-то успокоил, однако вместо дома Джексон отправился в ближайший кабак, где в пять утра затеял разборки с нарядом патрульно-постовой службы, вызванным барменом, чтобы выставить скандального клиента. Шилов ожидал увидеть бардак, однако в комнате ничего такого страшного не наблюдалось, разве что вдоль стены выстроилась батарея разнообразных бутылок.
Джексон лежал на диване лицом к двери. При появлении Шилова перевернулся на другой бок и с головой укрылся одеялом.
– Чувствуешь, как мне стыдно?
– Конечно. Аж стены от твоего стыда трясутся. Пиво будешь?
– Пиво? – Джексон высунул голову и недоверчиво посмотрел на бутылку, которую держал в руке Роман. – Пиво буду.
Джексон выудил откуда-то из-под подушки «макаров» и привычным движением сорвал мушкой пробку, после чего в два приема опорожнил бутылку, сопровождая поглощение пива громким устрашающим бульканьем.
Поставив бутылку на пол, он приложил ко лбу пистолет:
– Ты извини меня. Подвел тебя, да?
– Ладно, проехали.
– Я сегодня оклемаюсь, и завтра уже на работу.
– А вот этого не надо. Продолжать запой.
– Чего? – Джексон сел, продолжая прижимать ко лбу пистолет.
– Засиделся ты в ментах. Пора в бандиты переквалифицироваться.
– Та-а-ак, интересно. И куда
– К Кальяну. Ты афганец, он афганец – глядишь, и споетесь.
– В Афганистане, в «черном тюльпане», с водкой в стакане мы молча плывем над землей… Меня наградят? Хотя бы посмертно? Ладно, ничего не говори. Я все понял.
***
Вечером в дверь квартиры Арнаутова позвонила неизвестная женщина:
– Николай Иванович? Здравствуйте.
– Если вы к Павлу, то его нет.
Женщина улыбнулась:
– Не страшно. Меня зовут Нина. У меня сегодня друзья прилетели из Нью-Йорка, привезли посылку от вашей супруги.
– У меня нет супруги, – ответил Николай Иваныч с каменным лицом. – Так что ничего не надо. Всего доброго.
– Подождите! Это для Павла, лекарства, – Нина продемонстрировала аккуратный сверток, размерами и формой напоминающий большую книгу.
– Он не живет здесь.
– Ну так передайте ему. Что я буду туда-сюда бегать! Еще отец называется…
– Какой есть. – Арнаутов взял посылку. – Спасибо.
Женщина пошла к лифту, Николай Иванович закрыл дверь.
Повертел сверток, рассматривая. На лицевой стороне были какие-то наклейки с надписями по-английски и медицинскими символами: красный крест, изогнувшаяся вокруг чаши змея. Под плотной бумагой чувствовалось что-то твердое, напоминающее коробку. Лекарства? Уехав в Америку, бывшая жена никогда и ничего не присылала. Но позванивала регулярно. Арнаутов старался с ней не общаться, предоставив эту честь сыну. Пашка даже как-то обмолвился, что мать приглашает к себе погостить. Так что про травмы, полученные сыном в прошлом году, она, конечно же, знала. Только чего столько времени тянула с этой посылкой? Оказии не было?
Пожав плечами, Арнаутов положил сверток в прихожей.
18
С утра Саблин привез Прапора и его жену Нину к начальнику милицейского УСБ Ткачеву.
Прапор все больше помалкивал, глядя в пол и нервно потирая руки. Нина играла роль так же уверенно, как это делала и накануне, когда принесла Арнаутову «посылку» от бывшей жены.
Саблин старался в разговор не встревать. Стоял посреди кабинета, заложив руки за спину, и поглядывал то на Ткачева, сидевшего за столом, то на парочку заявителей, примостившихся на стульях у стены. Ход беседы настораживал подполковника. Он ожидал большего понимания от Ткачева. Начальник УСБ недавно назначен, ему надо себя проявить, и тут такой королевский подарок, просто бери и реализуйся – это первое. И с милицейским главком все согласовано, Крюков лично звонил – это второе. Чего ж тогда цепляться к мелочам и гипнотизировать заявителей недоверчивым взглядом?
– … Когда Мишу… то есть мужа арестовали, я совсем растерялась, – говорила Нина. – А потом он позвонил.
– Арнаутов?
– Я не знаю его фамилии. Он сказал, что его зовут Николай Иванович. И сказал, что за десять тысяч он может это дело закрыть. Ну вот, я заложила дом и повезла ему деньги.
– Когда?
– Во вторник.
– Куда?
– На квартиру. Он мне адрес сказал. А потом, когда суд Мишу отпустил на подписку, мы с Мишей поняли, что все это обман…
Саблин был уверен, что суд освободил прапорщика из-за каких-нибудь технических огрехов в материалах уголовного дела и что Арнаутов волосы на себе рвал, узнав об этом решении.