Недобрая ночь
Шрифт:
– Шесть человек сгорело, – бормочет он, запыхавшись. – Полдеревни – как рукой! Скота того пропало видимо-невидимо. Плотника Степана старуха сгорела.
Нетерпение барыни достигает крайних пределов. Движение и говор подзадоривают ее.
– Главное, не надо огню ходу давать… – бормочет он. – Всё надо умеючи, а нешто простой мужик понимает?
Проехав верст пять-шесть, барыня видит нечто необыкновенно чудовищное, что приходится видеть не всякому, да и то раз в жизни, и чего не может представить себе никакая богатая фантазия. Громадным костром пылает деревня. Поле зрения застилает масса движущегося, ослепляющего пламени, в котором, как в тумане, тонут избы, деревья и церковь. Яркий, почти солнечный свет мешается с клубами черного дыма и матового пара, золотые языки скользят и с жадным треском, улыбаясь и весело мигая, лижут черные остовы. Облака красной, золотистой пыли быстро несутся к небу, и, словно для пущей иллюзии, в этих облаках ныряют встревоженные голуби.
По обе стороны дороги толкотня, напоминающая ярмарку или первый паром после половодья. Люди, лошади, воза, груды рухляди, бочки. Всё это движется, мешается, издает звуки. Барыня глядит на этот хаос и слышит пронзительный крик своего мужа:
– В больницу его отправить! Облейте его водой!
А лакей Гаврила стоит на возу и машет руками. Освещенный, давая от себя длинную тень, он кажется выше ростом…
– Подожгли, это как пить дать! – кричит он, вертясь, как чёрт перед заутреней. – Эх, вы! Не надо бы огню ходу давать! Ходу ему давать не надо!
Куда ни взглянешь, всюду бледные, тупые, словно одервенелые лица. Воют собаки, кудахчут куры…
– Берегись! – кричат кучера съезжающихся соседей помещиков.
Необыкновенная картина! Марья Сергеевна не верит своим глазам, и только сильный жар дает ей чувствовать, что всё это не сон…