Недостойная старая дама
Шрифт:
Альфонс. Но однажды вечером, не выдержав, он отправляется в комитет. А это было как раз в вечер большого наступления, и вскоре солдаты гоминдана, у которых была пушка, осадили революционеров. Отрезанные, безоружные, они были, конечно, обречены!.. Но пронюхавшие об этом наши соседи прибежали предупредить меня о безнадежном положении отца. А я уже видел, как он водит машину… И я вывел ее из гаража…
Птижан (подскочив, громко вопит). И бросился прямо на пушку?!
Альфонс (вполне естественно и лишь слегка
Оба стоят, глядя друг другу в лицо.
Птижан (вне себя от злости). Да эти историйки всем известны!
Альфонс вопросительно взглянул на других, но все отрицательно машут головой — нет, мол, они не знают этих историек. Альфонс иронически поглядывает на Птижана.
Птижан. Но ты же изуродовал рассказ! Все перепутал! Я его недавно перечитал и сам тебе рассказал!
Альфонс (не сдавая позиций). Ну и что?
Птижан опускается на свое место — ему уже до смерти надоел этот спор. Другие же искренно развлекаются происходящим, и больше всех забавляется мадам Берт.
Леон. Рассказывай дальше!
Все. Дальше! Дальше!
Птижан. Но это же плагиат! Неужели вы не понимаете, что это плагиат?!
Альфонс (снова усаживаясь и наливая себе виски). Да что с ним делается? Он нам весь вечер испортит! Какое ему дело? Клянусь богом, этот анархист разговаривает, будто он издатель! Плагиат!.. iСделав глоток.) Скажем лучше… (смеясь) переработка, если тебе уж так хочется.
Мадам Берт (тихо). Скажите, Альфонс, разве вы умеете водить машину?
Альфонс. Ну что вы, нет!
Окружающие смеются, и только тут до мсье Жюльена все доходит.
Мсье Жюльен. Так, значит… ты все наврал?!
Все разражаются хохотом, и даже мадам Берт не отстает от компании. Альфонс непринужденно улыбается, разводя руками:
— А мы всегда врем…
В переулке перед домом ни души, кроме Пьера, который с сигаретой в зубах снова стоит перед освещенным окном. Из комнаты глухо доносятся раскаты смеха. Он наклоняется, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть, но, почувствовав себя смешным, в досаде выплевывает сигарету и удаляется.
Кирпичный завод. День.
На пустыре перед большой грудой кирпича стоит грузовик Альбера. Строительные материалы, аккуратно уложенные геометрическими кубами вдоль проложенной грузовиками колеи, образуют целый город, с улицами и площадями, пустынный и молчаливый. Слышен мерный шум погружаемого в машину кирпича. Погрузка идет к концу. Скинув куртку, мешающую ему работать, Пьер на грузовике принимает подаваемый ему кирпич.
Альбер, укутавший шею шарфом, концы которого свисают на его длиннополое старомодное пальто, протирает тряпкой кабину грузовика.
Уложив последний кирпич, Пьер спрыгивает наземь, и Альбер торопится помочь ему закрепить тяжелую дверцу кузова. Затем подает ему куртку с той нежностью и деликатным вниманием, с которым тренеры обращаются на стадионах о атлетами после грудного состязания.
Обернувшись к отцу, Пьер возобновляет разговор, который, вероятно, у них шел минуту назад.
— Да не все ли тебе равно? Чего ты волнуешься, если я тебе обещаю из тех денег, что буду зарабатывать, полностью оплачивать и стол и квартиру?! И даже…
Альбер не желает его слушать.
— «Деньги», «деньги»! Одно только слово и слышишь от вас! Ни о чем больше не думаете! Кто тебе говорит о деньгах?! Школа, родители, работа — ничто не идет в счет по сравнению с твоим зудом к этой дурацкой музыке! Ты что же, воображаешь, что я залез по уши в долги только для того, чтобы ты мог разыгрывать святошу, который каждый грошик домой тащит?!
В полном отчаянии, страстно жестикулируя, Альбер все больше и больше повышает тон:
— Если б ты еще это делал ради своих друзей! Ведь ты же не уставал повторять: «Мои друзья!», «Мы с друзьями!», «Наш ансамбль!», «Мы репетируем с нашим ансамблем!» Хороша дружба, нечего сказать! Первый попавшийся прохвост предлагает тебе играть в кабаке — и ты все бросаешь! Да-да! В самом деле, да здравствует идеал! Тебя интересуют деньги и ничего больше! Только монета. Ты меня слышишь?! Монета!
Пьер распахивает дверцу кабины и, собираясь улизнуть, хватает с сиденья гитару…
Альбер в ярости кидается к нему.
— Ты куда? Не смей уходить! Останься! Ты будешь меня слушаться или нет?!
Поймав Пьера, он пытается вырвать у него из рук гитару. Ухватившись с разных сторон за инструмент, они тянут его к себе. Оба в поту, и вид у них растерзанный. В этой нелепой и смешной схватке они напоминают комических актеров немого кино.
И вдруг гитара выскальзывает из рук Пьера. Альбер торжествующе подымает ее над головой, а затем изо всех сил бросает оземь и истерично топчет ногами. Гитара издает звук, похожий на стон.
На какое-то мгновение оба словно оцепенели над разбитой вдребезги гитарой и стоят, опустив руки и не глядя друг на друга. Но вдруг Пьер бросается к кузову грузовика, схватив кирпич, замахивается на отца и… швыряет его изо всех сил в ветровое стекло грузовика.
Дом Альбера. Ночь. Глубокая тишина.
Устроившись за кухонным столом, Виктория пишет письмо под диктовку мужа, стоящего позади нее и опирающегося о спинку ее стула. На указательном пальце его правой руки — повязка.
Альбер. «Мой дорогой Гастон! Надеюсь, что и ты и вся твоя семья живы и здоровы. Не могу тебе сообщить никаких новостей о нашей матери. В своем последнем письме я уже писал тебе о ее мотовстве и новых знакомствах, писал, что Пьер ездил в Эстак, чтобы с ней поговорить, но она сделала вид, что даже не знала о его приезде… Как тебе известно, зима была очень тяжелой, и я не смог послать тебе обещанную сумму. Надеюсь, что ты еще немного потерпишь, ведь теперь я один работаю. Пьер не пожелал работать на грузовике, и мне пришлось отпустить его — пусть попробует на своих ногах постоять. Он работает теперь по вечерам (голос Альбера звучит на фоне музыки твиста). но заработок очень уж мал. Он играет на гитаре в оркестре. Как тебе известно, он очень долго учился и, кажется, стал прекрасным музыкантом. Его пригласили в один из самых лучших дансингов города…».