Недостойная старая дама
Шрифт:
Мадам Берт, такая маленькая и хрупкая в своем черном платье, молча смотрит на Симону, которая в эту минуту здоровается с входящими Альбером и его женой Викторией. Их младший восьмилетний сын Люсьен в смущении жмется к матери.
Симона (не очень искренне). Милая моя Виктория! (Обнимает ее, а затем склоняется к малышу.) Люсьен! Дай на тебя поглядеть! Как он мил! Гастон!
Подошедший к ним Гастон тоже наклоняется к Люсьену.
Гастон. Ну что? Уже маленький мужчина, верно?
Роз,
Симона. Шарль, дай-ка мне мою черную сумку.
Порывшись затянутой в перчатку рукой в сумке, Симона достает игрушечный заводной грузовичок и протягивает Люсьену. Оробев, мальчик не решается его взять. Гастон берет игрушку и вкладывает ее в руку Люсьена.
Гастон. Ну вот! Грузовик! Как у папы и у дяди. Пока игрушечный, а потом будет настоящий.
В этот момент Альбер и Гастон встречаются взглядами. Альбера явно стесняет рыдающая у него на груди Роз. Но она вдруг бросается к малышу, становится на колени, заключает его в свои объятия и, крепко прижимая к груди, плача и рыдая, что-то бормочет. Испуганный Люсьен, измазанный слезами и расплывшейся тушью для ресниц Роз, тщетно пытается от нее отбиться.
Роз (почти на крике). Мальчик мой… бедняжечка мой дорогой!.. Ты же настоящий Бертини! Если бы папочка мог нас увидеть! Бедный мой папочка, если бы ты нас видел сейчас!.. Но он здесь, с нами, — я уверена, что он сейчас с нами!.. И смотрит на нас!.. Бедный мой мальчик, как я несчастна!
Входит старый Ганди, и Гастон, не говоря ни слова и лишь горестно качая головой, театрально пожимает ему руку. Ганди подходит к мадам Берт и берет ее под руку. Оба они, не в пример младшим, держатся очень достойно.
Присев на лестницу возле багажа, оба юноши с некоторым смущением наблюдают за излияниями своих родственников. Теперь уже все говорят громко, много двигаются, свободно жестикулируют. Роз порхает, но нервы у нее на пределе. Альбер и Виктория примостились рядышком у стены. Люсьен запускает по полу свой грузовик. Юноши, отдохнув, принимаются таскать багаж в столовую.
Симона (мадам Берт). Ах, какое это было путешествие! Гастон гонит как сумасшедший, а он такой рассеянный, все думает о своих делах! Конечно, я не против, но ведь когда ведешь машину — надо все предвидеть?! Отчитайте его, мамочка.
В это же время Роз болтает без умолку.
Роз (скороговоркой, Виктории и Альберу). Гастон купил шоколадных конфет, но пока мы ехали, конечно, все и съели… Да разве это еда? (Смеется.) У меня кое-что было с собой в чемодане… но он был в багажнике, не достанешь! В Монтелимаре мне захотелось нуги… (смеется) я вспомнила папочку… Боже мой, боже мой, лапочка… (рыдая), кто бы мог подумать?! Я всего могла ждать, только не этого!.. Только не этого! (Заливается слезами.)
Ганди тоже говорит Гастону какие-то ничего не значащие фразы.
Ганди. Больше двадцати лет прошло… и вот… Времечко-то идет… Я еще помню, как ты уезжал из дому. А ты помнишь? Мне кажется, что это было вчера.
На этот раз Гастон действительно растроган, может быть, даже готов всплакнуть, но тотчас же берет себя в руки.
Гастон (приглушенно). Верно, верно, Ганди.
Важный, слегка тучноватый, в черном костюме безукоризненного покроя, весьма уверенный в себе, Гастон привычным жестом то и дело поправляет свой шелковый галстук. Ему представляется, что он по праву наследует авторитет старого Бертини: теперь он становится главой семьи.
И Альбер это чувствует, ему явно не по себе, он нервничает, напряжен, украдкой поглядывает на брата, который умеет держаться с достоинством. В таком костюме это, конечно, нетрудно! А вот он явился в своем старом, который Виктория спешно дала покрасить в черный цвет. И теперь пиджак стал совсем не впору, режет под мышками. Галстук тоже не шикарен, скрутился жалкой веревочкой. И то судорожное движение, которым бедняга его подтягивает, никак не похоже на гордый, уверенный и педантичный жест Гастона.
Рыдания Роз поутихли, и теперь все молча, не двигаясь, посматривают друг на друга. Наконец Гастон подходит к лестнице и, обернувшись к матери, протягивает ей руку.
Гастон. Я бы хотел посмотреть на него… (Обращаясь к другим.) Роз, Альбер, пойдемте и вместе преклоним колени перед прахом нашего отца.
Всеобщее молчание. Медленно подымается по лестнице Гастон, ведя мать под руку, остальные следуют за ними. Альбер, поддерживая Роз, идет вслед за двумя снохами. Слышны лишь шаги идущих.
Ночь. Все собрались на кухне. В эти долгие часы бдения словно бы восстанавливается прежняя жизнь семейства Бертини.
Все дети снова собрались вокруг мадам Берт, и к ней совершенно естественно возвращаются привычные жесты и движения ее повседневной трудовой жизни. Но усталость, желание уснуть, горе, а больше всего сознание того, что там наверху лежит мертвый старик, сказываются как на ее поведении, так и на поведении всех присутствующих. Идет тихий, приглушенный разговор, лишь изредка прерываемый громким возгласом, если вдруг кто-то забудется. Спохватившись, нарушивший тишину начинает говорить еще тише, чем раньше.
В кухню входит мадам Берт, держа в руках чистое полотенце, вешает его на спинку стула возле Симоны и выходит так же бесшумно, как вошла.
Симона (машинально). Спасибо, мамочка.
Она в халате расположилась перед раковиной, на которой расставила свои флаконы. Раскрытый несессер с туалетными принадлежностями стоит на стуле подле нее. Смотрясь в зеркало, Симона протирает лицо лосьоном.
Неподалеку от нее сидит Альбер. Он разложил на столе документы, вынутые из старой кожаной сумки, — нотариальные акты, старые счета, какие-то пожелтевшие бумажки — и просматривает толстую бухгалтерскую книгу, в которой видны записи, сделанные мелким почерком мадам Берт.