Недостойные знатные дамы
Шрифт:
Самая суровая кара выпала на долю Жанны де Ла Мотт. Она была приговорена к публичному наказанию кнутом, потом ее должны были заклеймить раскаленным железом, поставив на обоих плечах букву «В» – «воровка», и навечно заключить в тюрьму Сальпетриер.
Уже через несколько часов под улюлюканье толпы Жанну подвергли бичеванию на площади. Однако освобожденная от цепей авантюристка столь яростно отбивалась от державших ее палачей, что наказание так и не сумели довести до конца. Изрыгая проклятия, она в неистовстве вопила:
– Мне стоило только слово сказать, и я бы погубила
После того как Жанну заклеймили раскаленным железом, она потеряла сознание, и ее отнесли в Сальпетриер на руках.
Впрочем, в тюрьме для графини де Ла Мотт определили вполне щадящий режим. Стало хорошим тоном навещать ее, но однажды, когда в тюрьму явилась подруга королевы принцесса де Ламбаль, узница заявила, что «ее не приговаривали принимать подобных посетителей»…
Через два года Жанна без особого труда бежала из тюрьмы вместе с женщиной, которой было поручено за ней присматривать, и, прибыв в Лондон, сразу же засела за писание мемуаров. Умерла она в Лондоне 23 августа 1791 года, выбросившись из окна. Причины, побудившие ее на такой поступок, неизвестны.
Разумеется, решение парламента, преисполнившее радостью парижан, было воспринято в Версале как оскорбление. По просьбе королевы Людовик XVI лично подписал приказ о высылке из Франции Калиостро, а кардинала де Рогана сослал в аббатство Шез-Дье.
В 1788 году кардиналу было разрешено вернуться из ссылки; он отправился сначала в свой замок Саверн, а затем эмигрировал на другой берег Рейна.
Все эти годы он исправно выплачивал деньги за ожерелье, и лишь внезапная смерть не позволила ему расплатиться полностью. Кардинал де Роган скончался в 1803 году в городке Эттенхейм.
«Проказы» маркиза де Мобрея
1. Маленькие неприятности господина де Витроля
6 апреля 1814 года Наполеон был низложен, и Сенат призвал во Францию Бурбонов. Пока тучный Людовик XVIII, отёчный и страдающий от подагры, готовился въехать в Париж, а император прощался с гвардией в Фонтенбло, враги хлынули во Францию.
21 числа сего трагического месяца пять походных карет, покинувших на рассвете Париж, двигались к Сансу; путь их лежал в Швейцарию, по дороге им предстояло проехать Дижон, Доль и Понтарлье. В этих громоздких каретах в сопровождении слуг ехала золовка Наполеона Екатерина Вюртембергская, королева Вестфалии и жена юного вспыльчивого Жерома.
Королева была пухленькая, с розовыми щечками, некрасивая, однако милая и добрая, что делало ее вполне привлекательной. Главное очарование Екатерины заключалось в том, что она постоянно улыбалась, – это было ее естественное состояние. Но сегодня утром мысли королевы были отнюдь не веселы. Исполняя распоряжения супруга, который обещал присоединиться к ней в Швейцарии, последние дни она вела жизнь чрезвычайно утомительную: продала всю мебель и экипажи, а затем собралась и уехала из дома, откуда уже сбежали все слуги. Членам императорской семьи перестало быть уютно в Париже, и Екатерине пришлось поступить так же, как и всем остальным. К счастью, ее кузен, царь Александр I,
Она увозила с собой меха, столовое серебро, драгоценности и платья, разместившиеся в семи сундуках, а также три большие холщовые сумки с золотыми монетами на общую сумму в восемьдесят пять тысяч франков – эти деньги должны были позволить ей и ее близким некоторое время вести безбедную жизнь. Однако на сердце у Екатерины было тяжело. Она любила Париж, любила мужа и даже любила Наполеона, который всегда относился к ней по-дружески. Несчастья, обрушившиеся на голову императора, повергали ее в отчаяние.
Рядом с королевой дремала ее фрейлина, графиня фон Фуртенштайн, а на скамеечке напротив граф фон Фуртенштайн предпринимал поистине героические усилия, чтобы не последовать примеру жены: он устал и чувствовал себя совершенно разбитым – столь стремительные переезды были противопоказаны как его возрасту, так и его ревматизму.
В семь часов утра, на подъезде к деревне Гран Фоссар, на лесной дороге внезапно появился целый кавалерийский полк, преградивший карете путь. Кучер осадил мчавшихся галопом коней, отчего находившихся в карете путешественников сильно тряхнуло.
Едва не упав от столь сильного толчка на руки графу фон Фуртенштайну, королева открыла окошко экипажа и высунулась наружу.
– Что там происходит? – недовольно прокричала она. – Почему мы остановились?
Увидев приближавшихся к ней двух офицеров, один из которых был в форме Национальной гвардии, а другой в мундире полковника гусарского полка, королева поняла, что случилось нечто ужасное. Высокому и худому полковнику было лет тридцать; лицо его, наполовину скрытое меховым кивером с золотыми кистями, имело вид жестокий и дерзкий; Екатерине показалось, что она его уже где-то видела. Презирая протокол, офицер заговорил первым:
– Сударыня, правительство поручило мне опечатать ваш багаж и отправить его в Париж. Есть подозрения, что вы увезли драгоценности, принадлежащие монарху!
Возмущенный крик одновременно вырвался у всех трех пассажиров кареты.
– Если я и увожу драгоценности, сударь, то только свои собственные! – дрожащим от гнева голосом воскликнула королева. – И раз уж вам угодно было намекнуть на правительство, то знайте, что я отправилась в это путешествие, имея при себе охранную грамоту, выданную моим кузеном, царем Александром. Его печать и подпись вы, без сомнения, узнаете на этих паспортах.
Екатерина протянула ему свои бумаги, но полковник не взял их. Пока его солдаты окружали карету, он приблизился к дверце и распахнул ее.
– Извольте выходить, сударыня, – холодно приказал он. – Не вынуждайте меня заставлять вас это сделать.
– Вы смеете мне приказывать?! Да вы просто негодяй, сударь, и заверяю вас, вы об этом пожалеете!
Полковник насмешливо поклонился:
– Возможно, сударыня, но только не сейчас. Пока же у меня есть приказ, и я его исполняю – вот и все. Вашему величеству следовало бы знать, что у солдата нет выбора!