Недостойные знатные дамы
Шрифт:
– Разумеется! Она никогда не отрицала, что травила им крыс. Не забывайте, что там также нашли соду.
Пылкие защитительные речи Лашо были весьма убедительны. Однако один факт необычайно усложнил задачу защитников: во время обыска в Гландье у Мари была обнаружена россыпь жемчужин и бриллиантов, вынутых из оправы. Вскоре было установлено, что это те самые драгоценности, которые два года назад были украдены у графини де Леото, подруги детства Мари Капель…
4 сентября 1840 года в суде присяжных города Тюля при стечении огромного количества народа начался процесс по делу вдовы Лафарж. Однако адвокаты Мари, за исключением
Прения вылились в длительную дискуссию экспертов. По требованию обвинения была произведена эксгумация тела; несмотря на страшную жару, останки несчастного Шарля были подвергнуты экспертизе прямо в соседнем с залом суда помещении. Вонь была невыносимой. Однако четыре врача, проводившие вскрытие тела, разошлись во мнениях. Тогда из Парижа пригласили знаменитого Орфила, который повторил экспертизу… и пришел к заключению, что в организме присутствует мышьяк.
Однако Шарль Лашо не желал сдаваться. Он помчался в Париж за знаменитым химиком Франсуа Распаем, признанным оппонентом Орфила, но опоздал. Когда адвокат вместе с ученым-химиком, не останавливаясь на подставах, примчались в Тюль, они узнали, что приговор уже оглашен два часа назад: Мари Лафарж была приговорена к пожизненным каторжным работам.
– Мышьяк? – горько произнес Распай. – Уверен, что при желании его можно найти даже в кресле председателя суда!
Так или иначе, приговор был вынесен. 11 ноября Мари препроводили в тюрьму города Монпелье, где ей предстояло искупать свое преступление…
Страна, взбудораженная делом Лафарж, постепенно стала о нем забывать. И только Шарль Лашо, ставший со временем крупным адвокатом парижского суда присяжных, помнил об узнице. Он делал все, чтобы добиться пересмотра дела, но старания его увенчались успехом, только когда президентом республики стал Луи-Наполеон Бонапарт. Десять лет назад принц числился в стане «лафаржистов», и Лашо без труда добился у него помилования для Мари.
Радостный, помчался он в Монпелье, чтобы сообщить об этом узнице. К нему из камеры вышла женщина с совершенно седыми волосами, преждевременно постаревшая, больная туберкулезом. Лашо отвез ее в Арьеж на воды, где она и поселилась, уже не надеясь на выздоровление. Верная Клементина, разделявшая во время суда заточение своей хозяйки, вновь вернулась к ней. А 7 сентября 1852 года владелица замка Гландье, давно уже принадлежавшая к миру теней, скончалась на руках двух своих преданных друзей.
Господа буржуа
Безумства двух тулузских нотаблей
1. О разумном согласии в делах любви
Однажды осенним вечером 1607 года Франсуа де Гэро, судья Президиального суда города Тулузы, покинул Дворец правосудия позже обычного. Погода была теплая. Стояли те последние благодатные ноябрьские деньки, когда природа, смирившись с увяданием, все еще дарит нам свои поблекшие, однако по-прежнему волшебные краски, преображающие все вокруг. И мы инстинктивно испытываем потребность освободить немного времени, чтобы просто пожить для себя.
Честно говоря, судья любил пожить для себя и делал это с большим вкусом.
Покинув свой кабинет, судья, помахивая тросточкой, неторопливо направился к мосту Комменж, пересек его и углубился в удаленный от центра города квартал Сен-Сиприан, который отнюдь не являлся подходящим местом для прогулок. Этот квартал пользовался дурной славой, и высокопоставленному чиновнику появляться здесь было небезопасно – тем более поздним вечером.
Однако, судя по виду Франсуа де Гэро, сомнительная репутация этих мест ничуть его не смущала. Он уверенно шагал по темной улочке, вдоль которой тянулись сплошные развалюхи, и даже что-то напевал себе под нос. Впрочем, в глубине улочки можно было заметить небольшой, но опрятный двухэтажный дом, украшенный изящными балкончиками; именно в этот дом и направлялся судья. Но едва он взялся за дверной молоток, как дверь отворилась, и из нее вышел маленький худой человечек, весь в черном; не успев отскочить, судья так и остался стоять, сжимая в руке молоток.
Столкнувшись буквально нос к носу, мужчины уставились друг на друга, и вдруг ошеломленный судья понял, что уже не раз видел этого человечка в черном. Более того, это был его давний приятель, занимавший не менее почтенную должность, нежели его собственная. Приятеля звали Пьер Бюрде, он возглавлял кафедру в Тулузском университете и носил звание доктора теологии. Бюрде слыл столь же добропорядочным человеком, как и Гэро, тем удивительнее было встретить его в подобном месте.
Встреча, похоже, не доставила радости ни тому, ни другому; однако судья, будучи из них двоих более темпераментным, первым пошел в атаку.
– Что я вижу! – воскликнул он. – Вы выходите из дома девицы дю Шато?
– Что вижу я! – парировал собеседник. – Вы направляетесь в этот дом?
Гэро с силой хлопнул себя по шляпе, словно желая убедиться, что она прочно сидит у него на голове.
– Если я туда вхожу, значит, я имею на это право! Довожу до вашего сведения, что девица Виоланта почтила меня своей благосклонностью, и я имею обыкновение два раза в неделю ужинать у нее. Сегодня мой вечер, поэтому я и пришел сюда.
Исполненным благородства жестом Бюрде запахнул плащ; увы, величия это движение ему не прибавило: достигнув почтенного возраста, доктор был тощ, сед и обладал землистым цветом лица, отчего вряд ли мог рассчитывать на бешеный успех у женщин.
– Довожу до вашего сведения, – ответил он, подражая голосу приятеля, – что это я пользуюсь благосклонностью девицы Виоланты и ужинаю у нее два раза в неделю. А если сегодня я пришел сюда без предупреждения, то исключительно для того, чтобы доставить ей удовольствие и вручить одну из тех очаровательных безделушек, которые сегодня приобрел специально для нее.
Воцарилась продолжительная тишина, за время которой нотабли успели успокоиться. Возраст обоих уже не позволял устраивать потасовку из-за прекрасных глаз красотки. Более того, оба были достаточно умны, чтобы сообразить, что эта юная и хорошенькая девица дарит им свое расположение отнюдь не из-за их внешности, и если бы не солидное состояние, они бы не имели никакого шанса ей понравиться.