Недотепа
Шрифт:
– Наверное, в этом есть какой-то смысл, да? Так…
Он снова принялся заполнять анкету, время от времени комментируя свои действия:
– Имя отца… Имя матери… Есть ли родственники в Самаршане или на Хрустальных островах… Кто по происхождению – человек или иное существо… Не замышлял ли зло против королевства и короля? Не замышлял ли зло против барона… Очень дотошные люди! В каком возрасте выпал первый молочный зуб…
Этот вопрос вогнал Щавеля в оцепенение.
– Очевидно, это тоже зачем-то нужно… – сказал он. – Но зачем? И… я совершенно этого не помню!
– Тоже не помню, – сказал Трикс. – Халанбери надо спросить…
– Ничего, напишем – в пять лет, – решил волшебник. – Я думаю, это примерно тогда случается… В каком возрасте вы перестали… Нет, они все-таки издеваются!
Дальше Щавель писал молча, лишь временами вздрагивая и пораженно перечитывая вопросы. На последний вопрос – «цель визита» он ответил красивым словом «аудиенция», после чего направился к младшему церемониймейстеру.
– Надо было заполнять чернилами, – не глядя на пергамент, сказал чиновник.
– Почему вы сразу не сказали? – оторопел Щавель. – Или когда увидели, что я пишу карандашом?
– Я не обязан смотреть, чем вы пишете! – вспыхнул младший церемониймейстер. – И все объяснять тоже не должен. Вы могли спросить, я бы ответил!
– Хорошо. – Щавель встряхнул пергамент. – Слово – рабочий инструмент мага, и не важно, как оно записано – карандашом, чернилами или кровью сердца! Слово несет в себе смысл, который не меняется от формы. Повинуясь воле могущественного мага, слова на этом пергаменте изменили свое начертание – и превратились из карандашных штрихов в чернильные линии – из самых лучших чернил, что существуют в мире, созданных из глубоководной твари каракатицы и отборных квасцов!
Чиновник с легким любопытством глянул на пергамент. Строчки и впрямь выглядели написанными чернилами.
– Волшебник, значит… – пробормотал он. – И впрямь… Так. Цель визита – аудиенция. Это как-то странно звучит!
– Почему? – напористо спросил Щавель.
– Ну… в анкете же спрашивается, какова цель вашей аудиенции, а вы отвечаете – аудиенция!
– И в чем я соврал?
– Но это же не ответ!
– Почему не ответ? Если бы я написал «аудиенция?» с вопросительным знаком, то это был бы не ответ. Это был бы вопрос. Если бы я написал «аудиенция…» с многоточием, то это был бы не ответ, а размышление о цели визита. Но я написал – «аудиенция». И поставил точку. Я дал ответ!
Во взгляде чиновника появилось что-то, напоминающее уважение.
– Скажите, а вы не хотели бы поступить на государственную службу? – спросил он. – Барон намерен очень широко внедрять практику столовластия в жизнь баронства, а потом – и всего королевства. Я могу вас уверить – за нами будущее!
– Будущее – за магией! – твердо ответил Щавель.
Чиновник снисходительно улыбнулся:
– Ну да, да. Конечно же. Но все-таки подумайте, у вас есть все задатки столовластца. Кстати, жалованье очень неплохое, за проживание в трактирах платите лишь половину цены, через
– С колокольчиком?
– Ну да. При звоне колокольчика вас все обязаны пропускать. Я вас уверяю, не пожалеете!
– Я подумаю, – кисло ответил Щавель.
– Думайте, но не затягивайте, – кивнул чиновник. – Вам наверх по лестнице, там покажете вот этот пропуск охране, вас проведут в тронный зал. Аудиенция начнется через десять минут.
Заполненную Радионом анкету он, не глядя, смахнул в ящик своего стола.
– И зачем я это все писал? – спросил Щавель.
– Все будет изучено в надлежащее время, не беспокойтесь, – улыбнулся младший церемониймейстер. – Поспешите на прием.
Поднимаясь по лестнице, Щавель был задумчив и серьезен. Лишь когда охрана провела их в тронный зал, волшебник несколько приободрился.
Тронный зал действительно впечатлял!
Он был большой, круглый, с изящным троном положенного для барона размера и низенькой скамеечкой напротив, с богатым узорчатым ковром на полу, с куполом, расписанным яркими картинками. На картинках мчались по арене быстроногие кони, вцеплялись друг другу в загривок яростные боевые псы, мудрые седобородые люди склонялись над какими-то затейливыми играми, гладиаторы рубились на сверкающих мечах…
– Общее направление интересов подтверждается, – пробормотал Щавель, задрав голову. – Азарт…
– Это плохо? – спросил Трикс.
– Что? Нет-нет. Это не плохо. Все волшебники – люди азартные…
Распахнулась одна из ведущих в круглый зал дверей – и герольд торжественно объявил:
– Его высокоблагородие, благородный барон Исмунд, заботливый покровитель народа и верный слуга Короны!
Щавель и Трикс согнулись в поклоне. С мимолетной обидой Трикс подумал о том, что это барон Исмунд должен был бы кланяться ему, со-герцогу… но задавил эту мысль и отвесил поклон даже чуть ниже, чем требовалось по этикету.
– Гости! Замечательно! Как я рад гостям… тем более путешественникам… тем более – волшебникам! – воскликнул барон. – Да выпрямляйтесь же, выпрямляйтесь! Оставим эти церемонии в прошлом, будем современными людьми!
Барон был невысоким, плотненьким, с чисто выбритым лицом, добрыми лукавыми глазами и широкой улыбкой, открывающей великолепные белые зубы. Одет он был вольно, с легкой нотой самаршанского стиля, выражающейся в широких шароварах и свободной рубахе навыпуск. Впрочем, возможно, он просто любил просторные вещи, как все толстяки.
– Радион Щавель, – представился волшебник. – Мой ученик Трикс Солье.
– Солье? – заинтересовался барон. – Не родственник ли почившему со-герцогу?
– Сын, – коротко ответил волшебник.
– Какой ужас! – воскликнул барон. – Наследник трона вынужден скитаться, зарабатывая на жизнь магией… Он тебя не обижает, мальчик?
Трикс помотал головой.
– Ну и славно, – кивнул барон. – Чем обязан вашему визиту, господин Щавель?
– Мы направляемся к его величеству королю, – торжественно сказал волшебник.