Недоверчивые умы. Чем нас привлекают теории заговоров

Бразертон Роб

Я тоже хочу предложить метафору, но ближе к нашей теме. Мы считаем себя кукловодами, полностью контролирующими свои умственные способности. Однако на самом деле мы марионетки, связанные с нашим молчаливым бессознательным невидимыми ниточками, мы пляшем по его желанию, а потом приписываем себе лавры хореографа.

Недоверчивые умы

Значит ли это, что теории заговора по сути своей иррациональны, безумны, глупы, бестолковы, фантастичны или патологичны? Некоторые специалисты вдохновенно презирают и высмеивают конспирологические теории, считая их результатом нарушенного мышления, которого у нормальных людей быть не может. Из-за такого негативного отношения усиливается напряженность между конспирологами и их критиками. Что касается самих конспирологов, то для них более неприятно, когда человек ищет психологические причины для объяснения веры в теорию заговора, чем когда просто не соглашается с ними. Это выглядит попыткой опозорить людей, верящих в теории заговора, или даже поставить на них крест, признав психически неуравновешенными.

У

меня другая цель. Эта книга – не список теорий заговора, не каталог странных идей, в которые верят некоторые люди. Я не собирался выделять конспирологов в отдельную, чужеродную нам группу или рассказывать поучительную историю о неправильном способе мышления. Накопленные за последние несколько лет научные данные рассказывают гораздо более интересную историю, которая касается нас всех. Майкл Биллиг, одним из первых начавший исследование конспирологического мышления, предупреждает, что, когда дело касается конспирологии, «легко переоценить ненормальность того, что на самом деле представляет собой достаточно обычное явление» {22} . Теории заговора могут возникать в результате некоторых странностей и недостатков работы нашего мозга, но, как мы увидим, это далеко не уникальный случай. Большинство наших странностей просто остаются незамеченными. Психологи могут много рассказать не только о том, почему люди верят в грандиозные заговоры, но и как в принципе работает мышление и почему мы вообще во что-то верим.

22

Billig, M. (1978). Fascists. Academic Press. P. 314.

Итак, вот моя теория. Каждый из нас находится во власти сотен миллиардов крошечных нейронов – заговорщиков. На протяжении всего повествования мы будем приподнимать завесу, проливая свет на темные глубины нашего мышления, и выяснять, каким образом тайные махинации, производимые нашим мозгом, приводят к тому, что мы верим в теории заговора и многое другое. Независимо от того, отражают ли конспирологические теории реально происходящее в мире или нет, они многое говорят о нашей тайной сущности. Теории заговора перекликаются с некоторыми встроенными в наш мозг стереотипами и предрассудками, взаимодействуют со скрытыми желаниями, страхами и представлениями о мире и о людях в нем. Мы наделены врожденной подозрительностью. По своей природе мы все конспирологи.

Глава 1

Эпоха заговоров

«Это эпоха заговоров, – многозначительно провозглашает персонаж романа Дона Деллило "Бегущий пес" (Running Dog), – эпоха тайных связей, союзов и отношений» {23} . Эта цитата приводится в многочисленных книгах и очерках о современной конспирологии. В ней отражено широко распространенное как среди обычных людей, так и среди ученых мужей представление о том, что теории заговора сейчас популярны, как никогда. Как высказался один психолог, «в прежние века люди баловались конспирологией на любительском уровне, однако в наше время заговор стал образом мышления и методом действия» {24} .

23

DeLillo, D. (1989). Running Dog. Vintage. P. 111.

24

Moscovici, S. (1987). The conspiracy mentality. In Graumann, C. F., & Moscovici, S. (Eds.). Changing Conceptions of Conspiracy. Springer. P. 153.

Есть много объяснений, почему сейчас якобы наступил золотой век конспирологии. Эксперты из числа современников подозревают, что всему виной развитие интернета. Политолог Джоди Дин начала свою статью, опубликованную в 2000 г., с утверждения, что, «поскольку в наш информационный век глобальная сеть становится все более запутанной, многих из нас ошеломляет и сбивает с толку вездесущая неопределенность» {25} . Вероятно, с тех пор положение только ухудшилось; в исследовании распространенности конспирологических теорий в социальных сетях, проведенном в 2015 г., наше время назвали «веком дезинформации» {26} .

25

http://muse.jhu.edu/journals/theory_and_event/v004/4.3r_dean.html.

26

Bessi, A., Coletto, M., Davidescu, G. A., Scala, A., Caldarelli, G., & Quattrociocchi, W. (2015). Science vs conspiracy: Collective narratives in the age of misinformation. PLOS ONE, 10 (2). e0118093/

Другие специалисты указывают на роль реальных событий. По словам журналиста Джонатана Кея, разрушение башен-близнецов открыло «ни много ни мало контркультурную пропасть», своего рода интеллектуальную черную дыру, которая засосала «широкий спектр политических параноиков» {27} . Другие предпосылки для развития конспирологии прослеживаются еще раньше. Возможно, это началось в 1970-х гг. в связи с кризисом доверия к правительству, который развился из-за параноидального поведения Никсона. Может быть, это случилось в 1960-х гг., когда после гибели Джона Кеннеди и роста числа неудач во Вьетнаме общество утратило наивность. Или же это началось в 1950-х гг. вместе с паранойей холодной войны.

27

Kay, J. (2011). Among the Truthers. HarperCollins. P. xix.

До недавнего времени мы могли только гадать, как это происходило на самом деле. Но в 2014 г. политологи Джо Усцински и Джозеф Парент запустили оригинальную и амбициозную исследовательскую программу для того, чтобы получить четкий ответ.

На первый взгляд не заметно, как в течение длительного времени меняется интенсивность конспирологического мышления. В наш цифровой век можно легко понять, о чем говорят люди, если посмотреть популярность хештегов или количество «лайков» страницы в Facebook. Менее очевидно, каким образом можно узнать, сколько людей рассуждало о теориях заговора 100 лет назад. Но Усцински и Парент поняли, что наши предки из «аналоговых времен» оставили после себя богатейший источник данных: письма в редакцию. Справедливости ради следует отметить, что газетные страницы с письмами читателей часто упускаются из виду и нередко рассматриваются просто как свалка отходов отработанных эмоций. Однако социальные аналитики выяснили, что письма в редакцию прекрасно отражают общественное мнение и поэтому могут быть очень полезны для исследований {28} .

28

Sigelman, L., & Walkosz, B. J. (1992). Letters to the editor as a public opinion thermometer: The Martin Luther King holiday vote in Arizona. Social Science Quarterly, 73 (4), 938–946.

Итак, Усцински и Парент начали анализировать письма читателей, которые на протяжении более чем века публиковались в The New York Times {29} . Была собрана выборка порядка 1000 писем в год, с 1890 по 2010 г., всего более 100 000 писем. Затем группа хорошо подготовленных (и хочется надеяться, хорошо оплачиваемых) помощников тщательно проанализировала каждое письмо на предмет наличия теории заговора. Поддерживает письмо эту теорию или же опровергает, Усцински и Парент полагали, что в любом случае обсуждение данного предмета означает, что пишущий счел тему достойной обсуждения, а редактор решил, что она важнее остальных, а раз так, письмо стоит напечатать.

29

Uscinski, J. E., & Parent, J. M. (2014). American Conspiracy Theories. Oxford University Press. P. 110–129.

Среди приблизительно 100 000 писем в 875 упоминались теории заговора. Это составляет менее 1 % всех писем, что может показаться очень малой долей, однако Усцински и Парент отмечают, что писать можно было абсолютно на любую тему. И неудивительно, что при вычленении любой конкретной темы, будь то конспирология, комедия или кулинария, получается относительно немного откликов читателей.

Среди подозрений, выдвигаемых авторами писем, исследователи обнаружили несколько настоящих перлов. Подозревались в заговорах все те, кого обычно подозревают, – президенты, крупные компании, средства массовой информации, а также замечательный набор менее заметных персонажей, в том числе фермеры и почтальоны и даже компания Уолта Диснея. В 1890-х гг. люди беспокоились о том, что Англия и Канада сговорились отобрать территорию у Соединенных Штатов или что мормоны фальсифицируют выборы в пользу республиканцев. Для первых двух десятилетиях ХХ в. были характерны теории, в которых представители деловых кругов пытались разрушить демократию. С 1930-х по 1960-е гг. во многих предполагаемых заговорах фигурировали коммунисты. А в последние примерно 50 лет подозрения сместились в сторону самого американского правительства, в особенности относительно различных спецслужб.

Так как же ответить на заданный вопрос? Стало ли больше разговоров на конспирологические темы после Второй мировой войны? Активизировались ли они в связи с убийством Кеннеди, Уотергейтским скандалом или терактом 11 сентября? Был ли взлет конспирологии после прихода эпохи интернета? Усцински и Парент сообщают, что, «несмотря на шумиху», ответ на все эти вопросы – решительное «нет».

Была пара лет, особенно урожайных на теории заговора, но это не те годы, о которых вы могли подумать. Число писем на конспирологические темы ненадолго возросло в середине 1890-х гг., когда появился страх перед крупным бизнесом, и в 1950-х гг., когда достигли наибольшего накала страсти в связи с «красной угрозой». Но это были непродолжительные периоды, и число писем быстро снижалось до обычного уровня. За все это время не наблюдалось экспоненциального роста. Возможно даже, люди стали говорить о теориях заговора чуть меньше, чем раньше. Исследователи подсчитали, что на протяжении 50 лет после смерти Кеннеди в среднем в год было меньше писем с конспирологической тематикой, чем в течение 70 лет до этого события. В целом можно сказать, что с годами не менялось почти ничего. Конспирологические разговоры в большинстве случаев были стабильным шумом на заднем плане, и их интенсивность удивительным образом не зависела от политических событий, экономики или развития средств коммуникации.