Недовидено недосказано
Шрифт:
Но вот внезапно ее здесь уже нет. Или она внезапно была покинута. Скорее стул прежде чем она возникнет опять. Медленно. Все углы. Каким единым словом назвать все перемены? Осторожно. Малейшим. Ах прекрасное единое слово. Малейшее. Она — малейшая. Та же но малейшая. Поэтому пусть глаз усердствует. Воистину освещение. Да и слова тоже. Несколько капель на худой случай и уже удушье. Короче недоговоря. Малейшая. Кончится тем что ее вообще не станет. Что ее и не было никогда. Божественная перспектива. Воистину освещение.
Внезапно хватает места для смутного воспоминания. Глаз вновь закрыт усталый от этого впечатления или вновь
Наименее наверняка упрямый элемент среди всех. Смотреть один миг снова смотреть куда он исчез сам по себе. Так сказать сам собой. Глаз ни при чем. А появляется много позже и тоже сам по себе. Словно нехотя. По какой причине? По одной-единственной которую обнаружить нетрудно. По другим объявленным непонятными. И еще по одной которую далеко искать. Влечение сердца? Головы? Ад на двоих? Здесь начинается хохот погибших душ.
Довольно. Скорее. Скорее смотреть чтобы стул не совсем оказался вразрез со своим изображением. Минимально малейше. Не больше. Прекрасное начало по дороге к несуществованию так бесконечность стремится к нулю. Скорее сказать. А она? То же самое. Скорее ее отыскать. В этом черном сердце. В этом фальшивом мозгу.
Лист. Кончиками дрожащих пальцев. Надвое. Начетверо. Навосьмеро. Старые пальцы неистовствуют. Это уже не бумага. Каждая осьмушка отдельно. Надвое. Начетверо. А под конец ножом. Искрошить в клочки. В дыру. И за следующий. Белый, Скорее его зачернить.
Остается только лицо. Больше под одеялом ни следа. Во время осмотра внезапно шум. Его не прерывая пробуждается разум. Как это объяснить? И не доходя до этого как это сказать? Далеко позади глаза затевается розыск. Покуда бледнеет событие. Каким бы оно ни было. Но вот внезапно спеша на помощь оно оживает. И сразу бедствия имя расхожее ни на что не похожее. Очень скоро его укрепляет хотя возможно и ослабляет необычная томность. Томное бедствие. Два. Далеко от глаза поглощенного своим терзаньем всегда огонек надежды. По милости этих скромных первых шагов. А на второй взгляд развалины хижины. Одновременно взглядом уловить неуловимое лицо. Уже без малейшего любопытства.
Позже пока лицо сопротивляется вечно новый шум падения на сей раз сухой. Укрепленная сразу иллюзия что начинается всеобщий распад. Здесь великий скачок в то немногое что остается от будущего чтобы не медля больше сдулся этот воздушный шарик. До того мига из далеких времен когда окнам будет не хватать плащей а гвоздю крючка для ботинок. И вырвется вздох из груди: только-то и всего. Вздох что будет все полней и полней пока не подхватит все и не унесет. Всю дорогую рухлядь. Прежде чем быть обреченный быть всего-навсего вот этим и ничем иным. Вздох конца. Облегчения.
Скорее до срока еще две тайны. Хотя нет. Неожиданности. И еще. Насколько здесь голова ни при чем. И останется ни при чем. Прежде всего никаких больше занавесок без которых не чувствуется больше темнота. Запах конюшни приберечь для порога. Затем после колебаний вообще ничего там где было завешено. Ни следа этого безобразия. Почти ни следа. Одни карнизы с одной стороны. Слегка перекошены. И один с другой стороны совсем один гвоздь. Неизменный. Годный к повторному употреблению. По образцу своих доблестных предков. В вышеуказанном месте головы. Апрельский вечер. Снятие совершилось. [19]
19
— … совсем один гвоздь. Неизменный. Годный к повторному употреблению.<…> В вышеуказанном месте головы. Апрельский вечер. Снятие совершилось. — Аллюзия на крестные муки Христа. На арамейском языке Голгофа означает «череп».
Во все глаза впериться в лицо вот оно здесь без конца в недавнем будущем. Без конца недосмотренное ни больше ни меньше. Меньше! Вжавшееся в штукатурку оно бесспорно живет. Хотя бы недовершенностью своей белизны. И неприметными подрагиваниями по сравнению с истинным минералом. Мотив ободрения но зато упрямо опущены веки. В такой позе это вероятно рекорд. Во всяком случае такого еще никто не видал. Внезапно взгляд. Хотя ничто не шевельнулось. Взгляд? Сказано слишком мягко. Недосказано. Его отсутствие? Тоже нет. Неописуемый шар. Невыносимый.
Масса времени тем не менее две три секунды покуда радужная совсем исчезает поглощена зрачком. А склера или попросту белок на вид уменьшается вполовину. По меньшей мере меньше чем но какой ценой. Можно предвидеть очень скоро если ничего непредвиденного — две черные бездны как очки для души два сортирных очка. Здесь вновь возникают слуховые окошки бесполезно отныне мутные. Причем будь они прозрачны сквозь них струилась бы темная ночь или лучше просто тьма. Настоящая тьма где в итоге нечего видеть.
Отсутствие лучшее из благ и все же. Озарение значит на этот раз уйти навсегда а когда вернешься больше уже ни следа. На поверхности. Иллюзии. А если к несчастью опять уйти опять навсегда. И так далее. Пока больше уже ни следа. Навсегда. Вместо того чтобы дальше искать там где свершилась беда. Доискаться до какого-нибудь следа. Да только попробуй найди. Попробуй освободиться от этих следов. Иллюзии. Скорей иногда внезапное «да прощай» просто так наудачу. Хотя бы тому лицу. Его след упрямый.
Решение принятое не раньше или вернее гораздо позже чем… как бы сказать? Как недосказать чтобы с этим покончить в самый последний раз? Пускай исчезнет. Нет но истает медленно слегка очень слегка словно последний остаток дня когда задергивается занавес. Тихонько-тихонько совсем сама когда движением призрачной руки миллиметр за миллиметром задергивается занавес. Прощайте прощания. Потом в полной тьме похоронного звона предвестие — совсем тихий и мелодичный звук словно как только она возникла пошла звукозапись. Первая последняя секунда. Лишь бы только оставалось еще достаточно чтобы все пожрать. Жадно секунда за секундой. Небо землю и все прочее. Потом нигде уже ни крошки падали. Потом облизнуться и баста. Нет. Еще секунду. Только одну. Просто вдохнуть пустоту и все. И узнать счастье.