Неевклидова геометрия
Шрифт:
*
– Серёжа, Серёжа…
Я не сразу смог понять, что её голос звучит не в очередном моём сне про неё, а наяву. После танцев у сельского клуба мы ещё гуляли пару часов под звёздным небом, слушая стрёкот кузнечиков в траве, держась за руки – максимум, которого мы достигли в наших отношениях. Потом я проводил её до «женской половины», а сам практически сразу отключился на своей раскладушке, она стояла почти у самых дверей. Осознав, что Таня рядом со мной и трогает меня за плечо, вскочил, совсем забыв, что только что видел её во сне со всеми вытекающими… Она сконфуженно ойкнула, тут же отвернулась, прошептала:
– Выйди, пожалуйста, в коридор. – И скрылась за створкой.
Я же от её испуганного «ой», смущённого взгляда и ощущения её руки на моём голом плече никак не мог справиться с возбуждением и разместить свой размечтавшийся член, выпирающий из плавок, в джинсах. Наконец вышел, накинув простыню вместо майки, так чтобы она своими концами прикрывала и мою выпяченную нижнюю часть.
Таня ждала рядом с дверью. Смотрела только мне в глаза, опускать взгляд не решалась, так что можно было бы обойтись и без простыни.
– Прости, что я тебя разбудила. Ты не мог бы проводить меня в… туалет, – она покраснела (туалет располагался на улице, метрах в тридцати от барака). – А то там деревенские караулят.
– Да, конечно!
Я стянул со своих плеч простыню, смял её в руках, секунду поколебавшись, открыл дверь и швырнул её на раскладушку. Мы вышли на крыльцо, в тёплый и немного душный вечер, я взял Таню за руку, почувствовал, как она дрожит. Из темноты выступила группа человек из пяти. Я был спортивным парнем, занимался модным тогда самбо, но силы были явно неравны.
Таня потянула меня назад, зашептала, нервничая:
– Серёжа, ладно, не связывайся, я уже никуда не хочу.
Но какой же рыцарь отступит перед опасностью на глазах дамы своего сердца?
– Ты, главное, не вмешивайся, – сказал я и, выпустив её руку, спрыгнул с крыльца, проигнорировав ступеньки.
Направился прямо к ним. Парни на вид были старше меня, лет по семнадцать-восемнадцать, но не такие мускулистые, я же своим голым торсом с тренированными мышцами производил впечатление «подготовленного бойца». Однако они тоже умели считать и понимали, что превосходство на их стороне. Бросились сразу все одновременно. Но Таня так пронзительно завизжала, что остудила их порыв и они опять скрылись в темноте, из которой появились. Надо ли объяснять, что никаких уличных фонарей возле нашего барака и близко не было. Я подозреваю, что их на всё село было максимум два: перед зданием администрации и клубом.
На Танин визг отреагировало ещё несколько наших: на крыльцо выбежали парни и вышел физрук, который сопровождал нас в этой поездке на «полевой фронт» вместе с нашей классной руководительницей.
Увидев взволнованную Таню и меня, полуобнажённого и не менее взволнованного, рядом с ней, классная в ужасе воскликнула:
– Таня, он хотел тебя изнасиловать?!
Мы лишились дара речи от такого предположения и даже не сразу нашлись, что возразить.
– Что вы, Елена Дмитриевна, – наконец воскликнула Таня, при всех беря меня за руку и словно бы загораживая собой. – Он меня спасал от деревенских.
– Они хотели тебя изнасиловать?!
Кажется, нашу классную заклинило на этом слове, возможно, шум вырвал её из мечтаний как раз об этом «волнующем процессе».
На правах рыцаря я с солидной взрослостью заметил:
– Нашим девочкам нужно сделать туалет в бараке. А то недалеко и до того, что вы предположили, Елена Дмитриевна.
– Сергей прав, – согласился физрук, – я поговорю с организаторами, чтобы выделили вёдра. – Нам тут ещё долго впахивать.
Все снова ушли, на крыльце остались только мы с Таней, продолжая держаться за руки.
– Танюш, иди сюда, – позвал я её и потянул вниз с крыльца, а потом на пару метров в сторону, где уже росла трава и какой-то кустарник. – Давай, я тебя караулю.
Она отошла. Через минуту сказала:
– Я так не могу. Я стесняюсь. Отойди подальше.
Я сделал несколько шагов и приложил к ушам ладони.
– Я даже не слышу, да и кузнечики орут.
Но не удержался, отнял ладони, насладился сладким журчанием. Сердце билось где-то высоко в горле, словно хотело вылезти через рот, в котором внезапно стало очень сухо. Она вернулась. Нас подсвечивали только звёзды и луна, уже скатившаяся куда-то к тёмной полосе леса на горизонте.
– Спасибо, – прошептала Таня.
– Теперь ты меня покарауль, – я вдруг решил закрепить возникшую между нами «интимную связь». Словно бы мы были уже на очень близкой стадии отношений.
– Хорошо, – кивнула она и добросовестно отвернулась и зажала уши. Я был уверен, что, в отличие от меня, подслушивать она точно не станет.
Сделал своё дело, опять с трудом запихнул член в плавки и в джинсы. Медленно подошёл к Тане со спины, накрыл своими руками её ладони и отвёл их, одновременно разворачивая её к себе. Теперь мы стояли лицом друг к другу, обе её нежные ладошки были в моих, грубоватых от мозолей, заработанных в спортзале. Наши глаза тоже были друг в друге. Как и наши сердца, уже давно. Пришло время добавить к ним губы. Я наклонился, она подняла своё лицо мне навстречу. Мы встретились… И у меня, и у неё губы были сухими от волнения и сжигающего нас пламени накопившихся желаний. Но, по мере того, как одно касание переходило в следующее, губы становились всё более влажными, в моей голове всплывали картинки из фильмов, я чувствовал себя с каждым мгновением смелее и взрослее, скользнул внутрь её рта языком, провёл по внутренней стороне губ, нёбу, зубкам. Я уже накрывал весь её ротик своим ртом, прижимал её тело к себе так, словно задался целью расплющить. Чувствовал, как мой «нижний ярус» сходит с ума, но уже не стеснялся этого. Наоборот, мне хотелось, чтобы Таня считала меня совсем взрослым, сильным, властным… Своим мужчиной.
Глава 3
Мы целовались до рассвета, отойдя за барак, подальше от крыльца и возможных свидетелей, кто выбежал бы в туалет. Целовались то с нежностью, то со страстью. И с того самого дня стали строить планы на совместное будущее. Куда поступим учиться (обязательно вместе!), когда поженимся, сколько детей заведём…
А сколько раз мне пришлось драться за неё в том «трудовом» лагере, я и со счёта сбился. Деревенские парни, то один, то другой, так и норовили нарваться на мои кулаки, пытаясь или силой потащить её на танец, игнорируя наши сцепленные руки, или приставали к нам на улице, считая меня (несмотря на мой рост и силу) городским фраером, неспособным постоять за свою девушку. К концу «смены» на костяшках моих пальцев тоже образовались мозоли, которые сначала были кровавыми ссадинами, и Таня их лечила мазями и поцелуями.
В девятом классе я сразу на первом же уроке сам сел рядом с ней, и классная не решилась возражать. И мы всё время держались за руки, умудряясь писать одной рукой, причём мне пришлось делать это левой, а потому почерк был корявым и неразборчивым. Мы не расставались на переменах, я помогал Тане с её подшефными первоклашками (тоже комсомольское поручение). На уроках литературы мы продолжали развлекать класс нашими дуэтами, произнося то, что пока не решались сказать друг другу, несмотря на далеко идущие планы касательно нашего будущего, устами персонажей книг.