Нефритовая орхидея императрицы Цыси
Шрифт:
Престол императора располагался в Запретном городе. Этот дворцовый комплекс в виде шестиугольника, раскинувшийся на площади более семисот тысяч квадратных метров, считался, пожалуй, крупнейшим в мире. Помимо рва, его окружала величественная стена высотой около десяти метров, с воротами с каждой стороны и массивными башнями по углам. Почти все здания в этом городе были покрыты глазурованной желтой плиткой, разрешенной одним только императорским постройкам. На солнце их крутые крыши сияли золотом. Великолепные дворцы, пышные сады, изысканные храмы, беседки, павильоны, пагоды – все услаждало взор, радовало душу и говорило о силе и могуществе Сына неба.
Вокруг этого
Взяв несколько в сторону от оживленных улиц, путешественник оказался бы на одной из узких аллей, известных как хутуны. В одном из таких хутунов в десятый день десятого лунного месяца 1835 года родилась девочка, которую назвали Юй Ланьхуа, Нефритовой орхидеей, – будущая великая вдовствующая императрица Цыси.
Дома в квартале, где жила ее семья, были просторными, с тщательно спланированными внутренними дворами и безупречно прибранными покоями, чем разительно отличались от большинства пекинских домов. В соответствии с правилами фэншуй, в жилых комнатах имелись двери и окна, выходящие на южную сторону, откуда падали солнечные лучи. Северную стену делали глухой, чтобы защитить дом от песчаных бурь, посещавших столицу Поднебесной, и от злых духов, которые, как известно, всегда приходят с Севера. Крыши домов в этом квартале крыли серой черепицей. Цвет кровельной черепицы в империи был прописан строго: желтый – для императорских дворцов, зеленый – для домов знати, серый – для всех остальных жителей Китая.
В феврале 1850 года умер император Даогуан и на престол взошел его наследник – император Сяньфэн. Молодой монарх с младенчества не отличался могучим здоровьем, а тут еще в юности при падении с лошади сломал ногу и с тех пор прихрамывал. В Китае к императору положено было обращаться «Дракон», и злые языки в Пекине прозвали его Хромым драконом.
Едва император Сяньфэн взошел на престол, как по всей империи начался поиск наложниц. Кандидаток набирали из девочек-подростков знатных родов – маньчжурок и монголок, китаянок на конкурс не приглашали. Закон обязывал родителей регистрировать дочерей после того, как они достигали половой зрелости.
Цыси значилась в этом списке и теперь, как и остальные девушки со всего Китая, направлялась в Запретный город.
Дождливым мартовским утром 1852 года двери пекинского дома наместника Хуэйчжэна распахнулись, и на порог шагнула благоухающая, как цветок, наряженная в лучшее свое платье Юй Ланьхуа. За ней, утирая слезы, семенила мать. Маленькая, хрупкая, рано постаревшая, она смотрела на свою старшую дочь глазами, полными страха и надежды.
Если их девочку возьмут во дворец, они никогда больше не увидятся. Но ведь это такая честь! Вдруг, если император ее отвергнет, девочке посчастливится стать женой великого князя?
Ланьхуа крепко держала над собой зонтик тонкими дрожащими пальцами и торопилась к ожидавшей ее повозке.
– Ланьхуа! – окликнула ее мать.
Красавица с досадой и жалостью обернулась. Наклонилась поцеловать мать в последний раз, и нежный лепесток выпорхнул из ее прически и закружился, медленно падая на землю.
Скорее,
У въезда в Запретный город стоял уже не один десяток таких повозок. В каждой сидела претендентка на руку и сердце императора. Ланьхуа проверила, не помялось ли платье, легкой рукой коснулась замысловатой рогатой прически, и ее красные, безупречной формы губы дрогнули в улыбке.
Ланьхуа наверняка не была здесь самой красивой, зато ее отличало выдающееся самообладание. При весьма скромном росте, не больше полутора метров, она казалась значительно выше. Все дело было в осанке, туфлях и высокой прическе, но главное – в умении подать себя.
Сидела Ланьхуа всегда прямо и двигалась с достоинством, даже когда торопилась, а ведь туфли по тогдашней моде носили на высокой – выше десяти сантиметров – деревянной платформе. Природа одарила ее прекрасной кожей и тонкими руками. Вздернутый носик, жесткая верхняя губа, несколько великоватый, но красиво очерченный рот с подвижными красными губами, которые, раздвигаясь, демонстрировали ряд безупречных зубов. Улыбку ее можно было назвать очаровательной.
Самым же привлекательным на ее лице оставались живые выразительные глаза. Да, Ланьхуа знала свои слабые и сильные стороны и собиралась сделать все, чтобы произвести впечатление на императора. Она была красива, умна и уверена в себе, и все же она волновалась. Кто знает, что за вкус у императора? Вдруг он избалован, капризен или ему нравятся толстушки?
Повозки с претендентками все еще стояли на огромной площади под стеной, крытой черепицей желтого императорского цвета. По-прежнему шелестел унылый дождь, хотя некоторые капризные красавицы уже выглядывали из окошек и нетерпеливо спрашивали, долго ли еще ждать. Ланьхуа скромно помалкивала, тоскуя в ожидании и волнуясь, не помялось ли платье.
В этот великий день, когда императору суждено было выбрать спутницу жизни, всякая жизнь в этой части дворца прекратилась. Закрылись канцелярии, не работали склады и мастерские. Не доносились крики ослов, не звенели колокольчики на шеях верблюдов, не переругивались торговцы. Слышался только скрип повозок и голоса ожидающих своей участи красавиц.
Но вот наконец протрубили трубы, распахнулись ворота, и повозки в строго предписанной очередности стали продвигаться по священной земле императорского города. Ланьхуа жадно впитывала новые впечатления – усталость и оцепенение как рукой сняло.
Миновав поросшую кедрами и кипарисами гору Цзиншань, они въехали в широкие Полуденные ворота, увенчанные изящной двухъярусной крышей. Ничего более величественного Ланьхуа не доводилось видеть. Когда ее повозка, грохоча по каменным плитам мостовой, въезжала в ворота Запретного города, сердце Ланьхуа замерло. Три гулких удара, похожие на звон колокола в храме белых дьяволов, возвестили ей начало новой великой судьбы. А длинная нарядная вереница уже двигалась дальше мимо башни Пяти фениксов, которую зовут еще башней Барабанов. В дни торжественных выходов императора на ней положено было бить в исполинский барабан.