Нефритовый жезл
Шрифт:
Гарри почти замурлыкал от удовольствия. Он сделал шаг вперед, двигая Гермиону к книжным стеллажам. Потом еще один, пока они не оказались прижатыми к многочисленным томам по истории магии.
Он боялся, боялся сделать ошибку и спугнуть наваждение, в которое они с Гермионой погружались. Он молился всем богам, чтобы их никто не обнаружил или Гермиона вдруг не решила, что происходящее — ошибка.
Гарри выпустил из плена её губы и начал ласкать шею, спускаясь все ниже к ключицам и в ложбинку между небольших полушарий. Он покрывал
Гермиона задыхалась, задыхалась от невозможности запечатлеть этот момент навсегда. Насколько хороши были ощущения. Гарри словно знал, как следует прикасаться и целовать. Она ловила ртом воздух и бессознательно двигала руками по его груди, постоянно касаясь пояса брюк, до тех пор пока не задела твердый бугор, вызвав стон Гарри.
Они замерли, отпрянули и посмотрели друг другу в глаза.
Тяжело дыша, Гарри внимательно осматривал результат своих действий.
Взъерошенные волосы, сверкающие желанием глаза и припухшие от поцелуев нежные губы. Она никогда не была красивее.
— Ты никогда не была красивее, — произнес он хрипло и понял, что его страхи не оправданы. Разве могут эти глаза, полные желания и любви лгать.
В вырезе расстегнутой школьной блузки виднелся простой белый бюстгальтер. Белый, словно олицетворение чистоты. Гарри вдруг задумался об этом и решил, не таясь спросить о волнующем его вопросе. Ведь они договорились больше друг другу не лгать. Он опустил взгляд вниз, туда, где недавно была его ладонь.
— Гермиона. Ты…
— Нет, — помотала она головой и пальцами погладила то место, которое задела случайно. — Только ты.
— Только ты, — повторил он её слова с облегченной улыбкой и снял очки.
Это движение и стало отправной точкой перед прыжком в безудержный огонь любви, в который они прыгнули вместе. Их сердца бились в унисон, а движения рук были почти синхронным, пока они стягивали с друг друга мантии, развязывали галстуки и почти срывали рубашки.
Гарри пообещал себе быть нежным и осторожным, но разве можно о чем-то думать и соображать, когда на твои поцелуи отвечают с таким жаром, когда направляют и одобряют каждое твое действие.
Гермиона была ошеломлена той животной страстью, которую обнаружила в Гарри. Открытие принесло ей столько наслаждения, а ведь он еще почти ничего не сделал. Она боялась самого главного, но с трепетом ждала вторжения в свое тело.
Гарри порывисто поднял школьную юбку Гермионы и взялся за ягодицы. Она схватила его за плечи и сжала, когда он приподнял её и прижал к себе.
Одной рукой он в спешке расстегивал свои брюки, другой стягивал с нее трусики.
— Только не торопись, — умоляла Гермиона с закрытыми глазами, помогая Гарри стягивать свое белье, — Не торопись.
Гарри был слишком возбужден и взбудоражен, чтобы ответить на мольбу или хотя бы услышать её. Он поднял Гермиону и прижал к книжным стеллажам. Последний раз взглянув в соединение
— Гермиона! — это и было счастье, ничем не замутненное счастье. Словно теплый свет прошел сквозь него, сосредотачиваясь в сердце, которое разрывалось от любви.
Она же сжала зубы от острой боли и попыталась пошевелиться, но была слишком тесно прижата телом Гарри, который дрожал. Гермиона чувствовала, как её тело проткнуло что-то горячее, словно раскаленный меч гриффиндора. Наконец Гарри пришел в себя и начал медленно двигаться, шепча что-то про благодарность, вину и любовь.
Гермиона плохо его понимала, потому что сама вдруг стала наслаждаться процессом того самого вторжения. Нет, она не чувствовала, как взлетает к небесам, но горячее желание, закручивающееся по спирали внутри живота было очень приятным.
Гарри закончив свою неразборчивую, извинительную речь, поцеловал её, протиснувшись языком сквозь зубы, повторяя плавные движения своего тела. Медленные толчки становились всё чаще, пока Гарри не ускорился так, что Гермиона начала стонать ему в рот на каждое движение, впиваясь ноготками в его голые плечи.
Сейчас Гарри, занимаясь этим впервые, вряд ли осознавал, что нужно Гермионе для финального удовольствия. Сам при этом стремительно стремительно падал в огонь экстаза.
Гермиона сама спустила ладонь между тесно — прижатыми телами и нашла нежные губы, которые начала судорожно ласкать.
Гарри отклонился немного назад, разрывая поцелуй и закрывая глаза от всепоглощающего удовольствия, в которое падал с каждой секундой все быстрее. Он не прерывал движений, держа Гермиону за ягодицы и тяжело дыша, сквозь плотно сжатые от напряжения зубы. Влажные юные тела продолжали резко двигаться, сталкиваясь в одной точке.
Гарри вдруг ощутил, как Гермиона начинает трястись, а его член что-то усиленно выталкивает из её глубин. Он стал активнее врываться, пока наконец не ощутил, как изливается внутрь, дрожа от неземного волшебства — имя которому оргазм. Гермиона замерла в его объятиях, тихо всхлипывая и вытирая слезы.
— Гермиона? — испуганно заговорил он, еще не восстановив дыхание. — Ты… Жалеешь?
— Нет, что ты, — помотала она головой у его груди, — просто это было…
— Волшебно, — подсказал Гарри и они тихо рассмеялись.
Неожиданно их смех прервал громкий хлопок. Гарри резко развернулся, закрывая собой Гермиону и увидел спину Добби с опустившимися ушами.
— Сэр Гарри Поттер! Добби не хотел! Добби не знал! Добби должен наказать себя.
— Гарри! — возмущенно воскликнула Гермиона, совершенно забывая о том, что обнажена. — Ты наказываешь Добби?
— Нет конечно! — сказал Гарри, застегивая брюки и поднимая с пола рубашку. — Добби, не надо себя наказывать. Все нормально, повернись.
— Гренджи сэра Поттера не одета. Эльфам нельзя, потому что…