Нефть!
Шрифт:
Но Ви недолго оставляла его в неизвестности.
— Мой дорогой мальчик, — сказала она, — ты не будешь, надеюсь, беспокоиться по поводу моего Аппи, нет? Не правда ли?
(Тот вихрь, который сметал все преподавательское настроение с души молодого ученого, давно уже смел и всю его важность, и он был теперь уже не м-ром Апплетоном Лауренсом, но просто "Аппи".)
— Я не буду беспокоиться, если ты мне сама все расскажешь, — ответил Бэнни.
— Вот это называется быть милым-милым мальчиком! Бэнни, дорогой мой, ты пойми: я ведь актриса, и мне это необходимо для моего заработка. Я должна знать о любви все,
— Понимаю, дорогая…
— Многие из тех, с кем мне приходилось играть, такие чурбаны! Они могут вас довести до белого каленья. Точно не люди, а разряженные чучела. И поэтому мне приходится их учить, и мне необходимо знать, как ведут себя в тех или других случаях настоящие джентльмены… Я хочу сказать, все эти чопорные представители светского общества… И если бы ты видел Аппи, Бэнни! Он падает на колени, на глазах его слезы, и он декламирует стихи! Он знает наизусть все, что написали о любви все поэты мира. Я никогда не видала никого в этом роде. Можно подумать, что перед вами актер шекспировских времен. И это такой подходящий случай для того, чтобы мне развить свой вкус.
— Да, дорогая. Но не жестоко ли все это по отношению к нему?
— О, пустяки! Это не доставит ему никаких особых страданий. Он прекрасно со всем этим справится и воспроизведет все свои мучения в сонетах. Он уже, кажется, начал. И кто знает, может быть, это создаст ему славу, сделает его знаменитостью! Так что ты не беспокойся о нем, милый. Ни о нем, ни обо мне. Во всем мире для меня существует один только мой ненаглядный Бэнни, а все остальное ничего более, как игра.
И, обняв его, она прибавила:
— Я знаю, что такое ревность, милый, и я ни за что на свете не причиню тебе такого горя. Но если тебе все-таки это не нравится, то ты можешь сегодня же попросить Аппи уложить свои вещи и уехать. Я ни крошки за это на тебя не рассержусь. Ни на одну минуту!
Бэнни рассмеялся.
— Я не могу его отправить, Ви: мне надо учиться.
Ви рассказала обо всем этом также и м-ру Россу, чтобы избавить его от напрасных беспокойств, и когда тот услыхал о коленопреклонениях и слезах, то едва не умер от смеха. Таким образом Бэнни использует все богатства ума молодого преподавателя, а Ви — все сокровища его сердца, и когда в нем ничего больше не останется, его, как выжатый лимон, отправят обратно на родину. М-р Росс считал это вполне правильным. Недаром в своем Парадизе держал он химика, которому платил шесть тысяч долларов в год, а зарабатывал на нем миллионы.
Скоро случилось еще одно событие, которое окончательно спасло Ви от перспективы соскучиться в их уединении: Шмольский прислал ей сюжет новой картины, в которой она должна была осенью выступить. И неожиданно все узнали, что любимица публики умела читать. В течение целого часа она просидела, уткнувшись в тетрадку, а потом стремительно вскочила, готовая немедленно приняться за репетицию, и все ураганы, имевшие обыкновение бушевать в провинции Онтарио, были игрушкой в сравнении с тем, который подняла теперь Ви. Прочь все преграды! Очистить дорогу для "Принцессы Пачули"!
"Принцесса Пачули" была очень популярная музыкальная комедия, которую переделали теперь для кино. "Пачули" — название одного из небольших балканских королевств,
Роль принцессы предназначалась, разумеется, Ви, и было необыкновенно интересно смотреть, как она принялась за работу. Бэнни в первый раз уяснил себе, что своим успехом она обязана была не только деньгам и своему обаянию прелестной женщины. Она вцепилась в свою роль, как какая-нибудь тигрица, вся вошла в нее, и остальной мир перестал для нее существовать. Отдельные личности были ей нужны только постольку, поскольку они могли помогать ей в ее работе. "Теперь, м-р Росс, — вы ведь король, — идите сюда!.. Нет, нет, ради бога, медленнее! Короли не ходят так быстро! А я сейчас упаду к вашим ногам и буду умолять спасти его жизнь… О, сжальтесь, сир, сжальтесь… и "опять", и "опять и опять", и "опять и опять".
Одна из особенностей игры для экрана — то, что там совершенно безразлично, что именно вы говорите. А потому эти бессмысленные "и опять и опять" служили Ви и для выражения печали, и для страстных любовных порывов, которые она изливала то на то Бэнни, то на Аппи, и для криков безумного ужаса, когда один из действующих лиц заносил над ее головой топор. Когда же кто-нибудь из ее помощников ошибался и делал не то, что от него требовалось, то взрыв негодующих слов чередовался с выражениями нежности и любви: "Радость моя! Не так! Сюда!.. Правее!.. Осел! Идиот!.. Я обожаю тебя, мое сокровище!.. О, до чего ты нелеп!.." Или потом: "Держи же меня крепче!.. Ничего не понимает! Нельзя же думать о вежливости и изящных манерах, когда вы собираетесь меня убивать!"
Если бы у Бэнни явилась необходимость изучать на практике буйные эмоции, если бы ему нужно было выучиться кричать, стонать, рвать на себе волосы, то он выбрал бы для всех этих упражнений уголок леса, где бы его никто не мог слышать, кроме птиц и зверей. Но Ви была совершенно равнодушна к присутствию человеческих существ. Такому равнодушию ее научили подмостки, где постоянно толклись и фотографы, и декораторы, и плотники, работающие для дальнейших серий, и где всегда был кто-нибудь из ваших знакомых, кому удалось тайно проникнуть в это святилище, несмотря на строгое запрещение начальства. И вам приходилось упражняться при них при всех.
Когда Ви в первый раз репетировала в лесу ту сцену, где на нее замахиваются топором и она отчаянно кричит, — индейцы прибежали в страшном переполохе, а она только слегка улыбнулась и продолжала играть. И они долго стояли неподвижно и смотрели на нее с разинутыми от изумления ртами. Часто, когда она плавала со своими двумя возлюбленными в голубых водах озера, она внезапно кидалась к берегу и требовала немедленно репетировать какую-нибудь сцену, и она умела быть принцессой в купальном костюме, с ковром из душистой хвои под голыми ногами.