Нефтеюганский излом
Шрифт:
Такое событие свершилось, как это нередко бывает в жизни, вопреки всем высоким планам и прогнозам – Юганск вначале задумывался как поселок-придаток базового Сургута, но всё случилось совсем по-другому сценарию и, к сожалению, с довольно серьезными для нефтеюганцев градостроительными издержками и проблемами.
Первооткрывателей юганской нефти и их сотоварищей из других профессий много и все они, начиная с душного и жаркого комариного лета 1961 года, день за днем, шаг за шагом обживали это, казалось, гиблое место. Помогало и местное население из окрестных деревень Чеускино, Каркатеевы, Мушкино и Усть-Балык, среди которого добрая половина была представлена семьями ссыльных переселенцев (спецпереселенцев), несправедливо репрессированных и высланных в эти места в разные годы сталинским режимом.
Нефтеюганск, начинавшийся с усть-балыкской деревенской закраины и полусгнившей геодезической вышки-тригопункта на лобке кедрового бора на берегу Юганской Оби (сегодня там красуется церковь) – это не просто точка на картах старинного Сургутского района и Ханты-Мансийского, тогда еще национального, округа. После первых березовского газового и шаимского нефтяного фонтанов на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века, Юганск волею судьбы, государства и геологоразведчиков стал еще одним живым символом послевоенного возрождения страны. В условиях холодной войны и западных санкций усть-балыкская нефть по сути предопределила всю стратегию развития будущего Западно-Сибирского топливно-энергетического комплекса и послужила основой надежного социально-экономического развития СССР.
Со всех концов Советского Союза или, как привыкли говорить северяне, с Большой земли съехалось сюда многонациональное содружество работяг от мала до велика. Это были прошедшие дорогами Великой Отечественной войны фронтовики и дети победителей фашизма, кадровые профессионалы и вчерашние студенты, семейные с грудными детьми и школьниками, молодые и неженатые.
Всем хватило места, работы, забот и хлопот на таежном берегу Юганской Оби. И не было особого смущения, если на буровую заглядывали медведи и лоси, а к палаткам и балкам прилетали стаи любопытных рябчиков, куропаток и тетеревов-косачей…
—–
Конечно, было бы верхом ложной патетики говорить о тех временах исключительно в восхитительных тонах и представлять все в радужном цвете. Кто начинал здесь с нуля, тот знает правду. Взять, к примеру, моего отца Митрофана Георгиевича. Рожденный в 1912 году в Якутии в небогатой семье, он начал свою трудовую жизнь преподавателем русского языка в якутских национальных школах.
В середине тридцатых годов переехал в Магадан, где в то время стремительно развивалась золотодобывающая индустрия, строился новый город и морской порт. Однако в октябре тридцать седьмого по ложному доносу был арестован и обвинен в контрреволюционной троцкистской деятельности, подготовке вооруженного восстания, разжигании националистической вражды, антисоветской агитации в пользу Японии по статье 58-2-11 УК РСФСР. Через два года мучений в застенках магаданского НКВД, отца освободили в связи с прекращением дела за отсутствием состава преступления.
До 1942 года он работал по специальности – учил русскому языку будущих бойцов Красной армии, но после гибели брата добился снятия брони и ушел на войну. На фронте командовал стрелковой ротой в звании старшего лейтенанта, был командиром группы снайперов, награжден орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу», благодарностями Верховного Главнокомандующего Иосифа Сталина. Честно и достойно, несмотря на обиды и несправедливости, воевал за Родину мой отец. Прошел-пропехотил от Москвы до Берлина, победу встретил в берлинском пригороде, но в Якутию и на Колыму не вернулся.
Победная радость была омрачена трагедией, случившейся в его части. Бойцы, ошалевшие от победы и конца войны, обнаружили на станции цистерну со спиртом. Они, конечно же знали, что фашисты при отступлении всегда оставляли отравленные продукты и алкоголь, однако понадеялись на вечный русский «авось». Принялись по-кустарному фильтровать спирт, но крайне неудачно – остатками яда отравились более десяти человек. Так как отец был командиром этого подразделения, ему первому предъявили обвинение, а дальше разжалование, военный трибунал и десять лет тюремного заключения. На этапе из Германии в Сибирь его эшелон неожиданно развернули на север Архангельской области и арестанты попали в лагеря под городом Молотовском, ныне Северодвинском, на восстановление Беломоро-Балтийского канала.
Через год отец добился пересуда, освободился и решил остаться в Архангельской области. Потом была встреча с нашей мамой, тоже педагогом, у которой на руках было трое детей от двух погибших на фронте мужей – первый погиб в финскую, второй в сорок четвертом году. Появились на свет и мы – еще трое метаковских малышей. Послевоенная жизнь многодетной семьи, особенно в глубинке, была нелегкой, почти невыносимой.
В начале 60-х годов на всю страну прогремело Шаимское нефтяное месторождение на севере Тюменской области. Туда и отправился наш отец, устроившись вышкомонтажником в бригаду знаменитого бурового мастера Семена Урусова. Но когда он перевез семью, в поселке, где мы жили, через год закрыли школу и отец завербовался на стройку в Усть-Балык.
Я не случайно заговорил об отце. Таких как он – вечных тружеников и работяг – на первом этапе освоения усть-балыкской нефтяной целины было много. Разный народ стекался сюда, но в подавляющем большинстве это были люди не робкого десятка, имевшие за плечами фронтовой, профессиональный и основательный жизненный опыт.
На их личном авторитете и примере во многом строился фундамент всех человеческих отношений в юганской житейской новостройке. Даже дети, после школы в основном предоставленные сами себе, имели четкие представления о главных смыслах жизни, не раздумывая шли за такими старшими, разделяя с ними нелегкую трудовую ношу и посильно помогая своим семьям.
—–
Уже задавался вопрос – чем отличается Юганск от себе подобных городков. Помимо нефти он безусловно войдет в историю не только как промышленно-экономический эксперимент, но в первую очередь как пример социального обустройства и сожительства разноликого множества людей. На тесном пятачке суши посреди бескрайних болот возник эдакий «советский вавилон», где собрались разные, непохожие друг на друга люди, причем в подавляющем большинстве своем совершенно добровольно.
Однако не стоит думать, что столь насыщенная и разноцветная гамма человеческих судеб и языков складывалась в радугу, которая играла всеми своими красками на нефтеюганском небосклоне. Житейская атмосфера, как и переменчивая северная погода, никогда не бывала безоблачной.
Первые облака на этом первозданном небосводе показались, когда летом 1964 года на старом колесном пароходе «Пятый Октябрь» в поселок из Омска привезли первую партию «химиков». Это были условно освобожденные заключенные, которыми хотели восполнить образовавшийся к тому времени большой дефицит рабочей силы на нефтяных промыслах и новостройках.