Негасимое пламя
Шрифт:
— Боюсь, что да.
— Изменилось бы что-нибудь, — медленно произнес Дэвид, — если бы я поговорил с Муром?
— Что ты! Гвен придет в бешенство, если ты попытаешься разыграть роль строгого отца, то есть как-то вмешаться в ее дела, — воскликнула Мифф. — Бесполезно также и напоминать ей о «бедной жене и детях». Я уже говорила с ней на эту тему, и она ответила мне, что не отнимает у них ничего, что им принадлежит. Арнольд любит их, как и прежде, но его чувство к Гвен нечто совсем иное. Он не в силах
— Все та же извечная ложь! — Руки Дэвида дернулись нетерпеливым движением.
— Мне кажется, — сказала Мифф, — нам надо быть готовыми оказать помощь Гвен, ну, а все остальное пусть пока идет своим чередом.
— Трудная задача!
Тревожная мысль омрачила лицо Дэвида, стерла с него выражение безмятежности. Оно стало сумрачным и угрюмым, как в ту ночь в саду, подумала Мифф, когда она разговаривали с отцом после смерти Роба. Руки Дэвида сжались в кулаки, он силился овладеть собою.
— Ну вот я здесь, — вырвалось у него, — ради моего долга, я готов пожертвовать всем, лишь бы убедить людей в необходимости положить конец атомному безумию и подготовке к войне. Но могу ли я покинуть Гвен в это трудное для нее время? Мысль о том, что ждет ее, мою маленькую дочурку, терзает меня невыносимо.
— А это действительно так важно для тебя, — спросила Мифф, — я имею в виду то, чем ты намереваешься заняться?
— Да, Мифф. Я одержим этой идеей. Я должен посвятить себя ей всецело! — воскликнул Дэвид. — Как все это будет — еще не знаю. Не знаю даже, как лучше действовать, с чего начать.
— Хорошо, — ответила Мифф, — но я не совсем понимаю, каким образом твоя работа может отразиться на Гвен?
— Ну, видишь ли, раз я не дома, мне все будет казаться, что я не выполнил по отношению к ней своего отцовского долга, — пояснил Дэвид, — может быть, ничего и не случилось бы, если бы я вовремя высмеял ее престарелого поклонника.
— Едва ли, — сухо заметила Мифф. — Не в наших силах препятствовать этому увлечению Гвен. Сейчас ее чувство для нее важнее всего на свете. Но оно будет длиться только до первой сплетни. И Гвен знает об этом.
— Рассчитывать на благородство Мура нельзя?
— Он просто вернется к своей жене и своей работе. Пострадает одна только Гвен.
— Боже! — простонал Дэвид.
Они дошли до кафе в парке и сели за столик на веранде, откуда открывался вид на озеро. Заказав чай и сандвичи, Дэвид наклонился к дочери через стол: его не покидала мысль о Гвен.
— Если бы это случилось с тобой, я бы так не волновался. Я всегда знал, что ты за себя постоять сумеешь. Но Гвен во многом такое еще дитя! Ей нужен кто-то, кто бы помог ей в трудную минуту.
— Да, это так, — ответила Мифф, — к счастью, Гвен знает, что она может прийти ко мне с любой бедой. Я пыталась говорить с нею, но сейчас
— Будь он проклят! — взорвался Дэвид. — Может быть, все-таки мне следует вернуться домой и постараться как-нибудь исправить положение?
— Нет, нет! — умоляюще сказала Мифф. — Гвен никогда не простит мне, что я все тебе рассказала. И она скорее уйдет из дому, чем откажется от Арнольда.
Парк был полон солнечного света и пения птиц. Дети играли и бегали друг за другом по лужайкам. Черные лебеди ходили вперевалку; они вытягивали длинные шеи и раскрывали красные клювы, стараясь поймать на лету крошки, которые им бросали люди, сидящие за столиками.
Мифф все восхищало вокруг: лебеди, стайки водяных курочек, скользящие по спокойной глади озера, дети, играющие на зеленых лужайках, персиковые и яблоневые деревья в цвету и щедрое солнце, заливающее мир сверкающим светом.
— Ведь это действительность! — воскликнула она. — И вся жизнь может быть так же прекрасна!
Тень одной и той же мысли упала между ней и Дэвидом: Роб и его одинокая могила в Корее.
Мифф пора было возвращаться на работу.
— В чемодане есть письма тебе, папа, — сказала она, — ты бы просмотрел их.
Дэвид открыл чемодан и вынул несколько конвертов.
— Счета, надо понимать, — промолвил он небрежно. — Налоги, сборы, просроченные клубные взносы, призывы к добровольным пожертвованиям. А это что такое?
Он вскрыл длинный конверт. Из него выскользнул листок — официальный бланк отказа, начинающегося словами: «Редакция сожалеет».
— Что за черт! — воскликнул он, уставившись на листок и на рукопись своей статьи, возвращенной ему из редакции «Эры». — Взгляни-ка, — сказал он Мифф, помахав листком, — я посылал их десятками, а вот самому до сих пор получать их не доводилось.
Он хрипло рассмеялся.
— Джеймс Карлайл имел наглость вернуть мою статью о разоружении с «редакторским сожалением».
— Это тебя удивляет?
— Статья, конечно, могла оказаться для них слишком смелой, — признался Дэвид, — по он был обязан хотя бы из учтивости сам написать мне об этом.
Возмущение тем, что с ним обошлись, как с каким-нибудь безвестным писакой, взяло верх над природной саркастичностью, и Дэвид добавил:
— Я так ему и скажу.
— А не теряешь ли ты чувства юмора, папа? — насмешливо спросила Мифф. — Ведь это своего рода ответный удар, которого следовало ожидать, раз ты выступил против войны в Корее и вообще против войны.