Негодяи (сборник)
Шрифт:
– Мы без тебя, как рука без пальца, – сказала Амарель. – У нас полгода на то, чтобы исчезла улица длиной в триста метров, и сейчас нам нужны в помощь твои липкие зеленые мозги. Ты же сама сказала, погляди, что ты натворила! А ты погляди, что Джэрроу сделал с Шраплином.
Амарель сунула руку в кожаную сумку. Голова автомата выкатилась на стол Нефритового Языка. У гоблина заклокотало в глотке.
– Ха-ха! Ну у тебя и лицо! – сказал Шраплин.
– А как насчет твоего вида, ты, дурья башка? – рыкнула она. – В ящик тебя убрать, чтобы ты меня так не пугал больше!
– Теперь ты понимаешь, почему ты нам нужна, – сказала Амарель. –
– Три смешные сучки и хитрожопый автомат без жопы, – сказала Нефра. – Думаете, можете так вот прийти, сыграть на струнах моего сердца и прервать мою скорбную завязку?
– Да, – ответила Амарель.
– Все равно мы уже не те, что прежде.
Она коснулась лица Шраплина чешуйчатой рукой, а потом крутанула голову за макушку.
– Я точно не та, что прежде. Но какого хрена. Может, ты и права, что тебе нужна помощь, в этом по крайней мере.
– Итак, ты собираешься взять отпуск за свой счет или что-то вроде? – спросил Шраплин, перестав голосить «Чтоза-а-а-бли-и-ин!»
– За свой счет? Ты уверен, что тебе содержимое головы не повредили?
Нефритовый Язык поглядела на бывших товарищей по команде.
– Лапочки, мягкотелые, наперсточники, если вы хотите провернуть это, муниципальная бюрократия Терадана – последнее, чем стоит бросаться!
– Я ни разу не просила помочь нам хоть чем-то во всем этом деле, – сказала Амарель. – Ни разу. Но теперь придется это переменить.
– Теоретически я не питаю отвращения к мелким одолжениям, – ответила Ивовандас. – Учитывая, что потенциальная награда за твой окончательный успех так заманчива. Но ты должна понять, что большая часть моих магических сил сейчас требуется для другого. Не говоря уже о том, что я не могу сделать нечто, достаточно явное, что укрепит подозрения Джэрроу. У него ровно такая же власть убить вас на месте, как у меня, если он докажет нашим товарищам нарушение вами условий предоставления убежища.
– Мы начинаем вести бизнес, – сказала Амарель. – Консорциум по рекультивации Верхней Пустоши. И нам нужна твоя подпись в качестве держателя контрольного пакета акций.
– Зачем?
– Потому что никто не станет с тобой судиться, – ответила Амарель, доставая папку с бумагами из-под плаща и кладя ее на стол Ивовандас. – Нам потребуется пара фургонов и дюжина рабочих. Это мы обеспечим. Мы собираемся вести земляные работы на территории разрушенных особняков Верхней Пустоши в те дни, когда ты и Джэрроу не будете пулять друг в друга.
– Опять же, зачем?
– Нам надо взять здесь кое-какие вещи, – с улыбкой ответила Амарель. – А некоторые вещи спрятать. Если мы займемся этим сами по себе, наследники семей, стремглав сбежавшие, когда ты здесь обосновалась и начала перестреливаться с другими волшебниками, встанут в очередь, чтобы засудить нас. Если же ты будешь держателем акций, они ни хрена на такое не решатся.
– Я просмотрю эти бумаги, – сказала Ивовандас. – И верну их тебе, если сочту, что это предприятие нам подходит.
Амарель снова оказалась на газоне. Однако спустя три дня бумаги появились у нее дома, подписанные и нотариально заверенные. Консорциум по рекультивации Верхней Пустоши заработал.
Чрезвычайный Парламент имел абсолютную власть над Тераданом, но волшебникам было глубоко наплевать на такие мирские дела, как уборка улиц и делопроизводство.
Брэндуин наняла рабочих, дюжину крепких мужчин и женщин. Им платили фиксированное жалованье, временные надбавки за работу в опасных условиях вблизи от сражений, которые вела Ивовандас, а еще надбавку за то, чтобы рты закрытыми держали. Неделю или две они аккуратно вели земляные работы в развалинах когда-то величественных домов, пряча под брезентом в фургонах все найденное.
Затем Брэндуин и Шраплин потратили неделю, переделывая три фургона в передвижные магазины. Сделали деревянные юбки до земли, установили откидные козырьки и прочные крыши, вырезали вывески и раскрасили фургоны, чтобы те привлекали внимание. Один фургон превратился в книжный магазин, два других – в продуктовые.
Лабиринт взяток и всевозможных разрешений, который приходилось проходить, открывая подобное предприятие, оказался даже посложнее того, который пришлось миновать перед началом земляных работ. Нефра превзошла себя, вплетая шантаж и угрозы в причудливый узор взяточничества. Были разрешения на торговлю, висевшие на фургонах, подлинными или идеальными копиями подлинных, не имело никакого значения. Ни одна процедурная задержка не выдерживала столкновения с напором Нефры.
Оставалось четыре месяца, а Амарель и Софара занимались совершенно честным бизнесом. Амарель с утра торговала книгами на улице Процветания, а Софара употребляла все свои магические умения на приготовление роскошных завтраков для толп людей на улице Гальбан. Она готовила торты-мороженое с грецкими орехами в форме единорогов и василисков, заставляла свежие фрукты сами собой сжиматься, цедя сок в стаканы, делала так, что инжир и финики начинали грубо ругаться, когда покупатели начинали их есть, не в силах удержаться от смеха. После обеда она и Амарель менялись местами.
Время от времени на торговлю выезжала Брэндуин, в третьем фургоне, продавая пиво и сладости, но чаще она была занята другим делом, создавая специальное тело и конечности для Шраплина. Тело было спрятано в глубине мастерской Брэндуин, и Шраплин никогда не показывался с ним на людях, выходя из дома только в одном из стандартных.
Как-то солнечным днем, когда Амарель торговала книгами на улице Процветания, случайный порыв ветра открыл одну из выставленных книг, перелистывая страницы. Она повернулась, чтобы закрыть ее, и с испугом увидела черно-белое изображение лица Скавия на странице.
– Амарель, похоже, у тебя неожиданно проснулся вкус к литературе, – произнесло изображение.
– Прежняя профессия не дозволена, – сквозь зубы ответила она. – Денег маловато стало.
– Решила открывать новые пути, а? Новые улицы? И даже не улыбнешься? Что ж, чудесно, будь по-твоему. Я мог тебя прикончить, сама знаешь. Не знаю, кто или что вызвало странные события предыдущих месяцев…
Амарель принялась злобно переворачивать страницу за страницей, но изображение проявлялось на каждой из них, не переставая говорить.