Негромкий выстрел
Шрифт:
— Пока господин офицер, извиняюсь, разговаривают с посетителем, они могут заодно снять отпечатки пальцев. Для этого достаточно предложить гостю коробку с сигарами — если мужчина, или конфетами — если женщина. — Иосиф открыл тумбу стола и вынул две роскошные коробки.
— Разумеется, они обработаны «шелковым порошком», на нем следы особенно заметны.
— И все господа клюют на эту удочку? — усомнился лейтенант.
— Так что, не все, — согласился унтер. — Бывает, посетитель окажется слишком скромен, не хочет прерывать разговора курением. Тогда начинается игра в телефон. Следует нажать на кнопку звонка, снять трубку и разговаривать в аппарат почтительно, как бы с начальством. Внимание посетителя рассеивается, и тогда ему снова протягивают коробку. Если он курит только свои, — а такие чудаки, извиняюсь, еще попадаются, ха, ха, ха! — то ему дают зажигалку, также покрытую порошком.
— А вдруг посетитель некурящий?
— И на этот счет господин полковник все предусмотрели, — уважительно отозвался Иосиф. — Достаточно нажать на самую маленькую кнопочку, и это будет значить, что вас под благовидным предлогом надо вызвать из комнаты.
— Ну и что? — Лейтенант поднял бровь, силясь не расхохотаться: столько серьезности вкладывал служивый в свои объяснения.
— А то, — поучительно изрек унтер, — что на столе всегда лежит при посетителях портфель, а под ним — папка с надписью «Секретно, оглашению не подлежит». Так что, извиняюсь, господин офицер схватывают портфель и делают вид, что забыли спрятать папочку со страшной надписью. А наши гости, они из той публики, что если где написано «секретно», то их туда так и тянет, как мух на мед. Не было еще ни одного хитреца, который, оставшись один в комнате, не заглянул бы в эту папку…
— А в папке, конечно, липа?..
— Когда липа, а когда и ди… дезизинформация, — долго выговаривал ученое слово унтер, а потом пояснил: — Ясное дело, если надо что-нибудь специальное, то господа офицеры нарочно сфабрикуют и подложат. А вообще обложка папки также вся в «шелковом порошке» — р-раз! — и отпечатались пальчики. Так что большое искусство здесь содержится, — и он снова обвел рукой вокруг себя.
Лейтенант Фризе тут же стал прикидывать, кого из своих венских знакомых он хотел бы пригласить в эту комнату…
Унтер-офицер, войдя во вкус объяснений, продолжал свой рассказ о тайнах «гостиной» Эвиденцбюро. Оказалось, что за потайной дверью скрывался выход, который через систему коридоров выводил посетителя, которого не следовало подвергать воле случая «засветиться» у главного входа, на тихую и отдаленную Биберштрассе… За другой дверью начинались служебные помещения — лаборатория, в которой любую книгу или папку с документами можно в течение нескольких секунд разброшюровать, спроектировать на экран, сфотографировать каждую сторону листа и снова переплести так, что в самое короткое время и как бы совершенно не тронутую ее можно было положить на место.
В другом зале — спецархиве — хранились альбомы и картотеки фотографий, почерков, образцов машинописи всех сомнительных лиц в Европе, которых Эвиденцбюро подозревало в агентурных отношениях с разведками, в особенности тех, кто вращался в таких центрах мирового шпионажа, как Брюссель, Цюрих, Лозанна…
— И все это создал один господин Редль? — изумленный обилием новинок, обрушившихся на него, спросил лейтенант в конце осмотра.
— В основном придумали они, но и после них, извиняюсь, за последние пять лет господин фон Урбанский дополнил кое-чем… — отвечал унтер.
…Когда полковник Редль оказался один в своем бывшем кабинете, он на мгновение замер, словно прислушиваясь. Затем медленно обошел кабинет, внимательно изучая стены. Видимо, не найдя никаких опасных признаков, он небрежной походкой, как бы случайно, приблизился к массивному столу шефа. Здесь на лице его отразилось разочарование, поскольку ни на столе, ни на этажерке подле него он не увидел никаких папок.
«Коллега, очевидно, весьма осторожен и не доверяет своему адъютанту, даже когда уходит в соседний дом к начальнику Генерального штаба», — подумал Редль.
Быстро достав из внутреннего кармана сюртука запасные перчатки и надев их, Редль приоткрыл верхний ящик стола и перелистал несколько бумажек. На одной из них он остановил свое внимание, а затем сунул на место. Столь же быстро проверил содержимое корзины для бумаг и на всякий случай собрал и положил в карман разорванные клочки какого-то черновика. Затем снял перчатки, аккуратно спрятал их в карман и уселся в глубокое кожаное кресло.
Минуты через три в кабинет пожаловал хозяин. Он широко улыбался, заранее предвкушая встречу с одним из светил австрийской разведки.
Редль поднялся с кресла и с такой же радостной улыбкой пошел навстречу коллеге. Они пожали друг другу руки, и после первых приветственных слов Редль сразу же приступил к делу.
— Август, ты знаешь, что когда меня направляли в Прагу, то одним из главных поручений было создание агентурной сети среди чешских национальных деятелей. Они все заражены панславизмом, и мне приходится в Богемии нелегко…
— Да, Альфред, я внимательно следил за твоими успехами на этом поприще и регулярно получал твои сообщения. Признаюсь, я сначала думал, что твои результаты будут слабенькими, поскольку ты ведь сам, кажется, славянин по крови…
— Как ты мог так подумать! — картинно вознегодовал Редль. — Традиции моей семьи, хотя и славянской, всегда были монархическими и прогабсбургскими. Как и мой отец, я уже тридцать лет верой и правдой служу нашему великому императору Францу-Иосифу и, надеюсь, кое в чем преуспел…
— Извини, коллега, но сейчас, как ты знаешь, в монархии растет недоверие к славянам. А ваша Прага стала просто рассадником крамолы. Иметь там такого человека, как ты, — большая удача для Эвиденцбюро и всего Генерального штаба…
— Спасибо за комплимент, коллега, но я трясся в автомобиле от Праги до Вены совсем не для того, чтобы выслушивать эти лестные слова… У нас в Праге распространился слух, что через несколько дней славяне начнут войну против Турции. Какие у вас есть данные на сей счет и какова будет позиция его величества, двора и правительства в отношении этого конфликта?
Урбанский ненадолго задумался…
— Видишь ли, в Вене кое-кто тоже полагает, — начал он, потирая висок, — что после македонского конгресса в Софии, где кричали о предъявлении Турции ультиматума ради автономии Македонии и Фракии, на Балканах вспыхнет война. Но я лично совсем не уверен, что балканские славяне наконец-то решились до конца освободиться от Оттоманской империи. Наши агенты пока не видят таких признаков…