«Нехороший» дедушка
Шрифт:
Вернее, узнали друга.
Петя Плахов. Кажется, так его звали. Только он очень изменился со студенческих пор. Не потолстел, не похудел, не отрастил усы, а преобразился, если так можно брякнуть, внутренне. Он вспомнил, как мы на втором курсе бежали в одной эстафетной команде за факультет. Мы тогда потеряли палочку, но зато сегодня есть что вспомнить.
— Пошли со мной, — сказал он тоном человека, уверенного, что его приказ будет выполнен. Отдал шампанское поклонившемуся официанту и повел меня каким-то особым путем через нижние палубы и вывел к двум шезлонгам, что стояли в уютном закутке на самой
Мы сели, Петя достал из внутреннего кармана пиджака металлическую фляжку, отпил первым сам, с таким видом, словно хотел продемонстрировать — не отравлено. Я сначала удивился, а потом вспомнил чей-то рассказ — Петя-то у нас из органов. Точного названия службы я не помнил и о звании лишь догадывался, но, думаю, не меньше полковника. Я отхлебнул и зажмурился. Не знаю, что там было внутри, но думаю, что если бы я попробовал это без предварительной демонстрации Плахова, то был бы уверен — меня хотят убить этой жидкостью.
А потом сразу стало хорошо. Очень хорошо. Может, наш Петро служит в какой-нибудь секретной алкогольной организации и сейчас выдал мне питьевой государственный секрет? Только я подумал о секретах, как он стал мне их выдавать на самом деле. Пошли фамилии, должности, звания, названия операций, секретных объектов. Я тут же протрезвел.
Зачем мне это?
И зачем он это делает?
Скоро стало понятно, зачем. Его, кажется, обошли с назначением, которого он ждал последние пять лет, и всю предыдущую секретную жизнь.
— Должность у меня и так генеральская, но все равно мне плюнули, мне плюнули в сердце. — Он стал рассказывать, насколько важно, чтобы именно он занял то кресло, которое, судя по всему, не займет. Какие у него наработки и идеи. И наработки впечатляли, и идеи выглядели интересно. И мне было искренне непонятно, почему с Петей так обошлись.
Мы отхлебнули из фляжки и второй, и третий раз.
Да-а, окидывал я восхищенным внутренним оком очертания и размеры тайн, в которые оказался вдруг посвящен. Мой партнер по эстафете и портвейну «Акстафа» вполне мог оказаться во главе всей российской секретной науки.
Главное, я перестал его бояться, его и его тайн. Я даже жалел его.
— Это из Думы гадят, есть там один такой комитетец.
— Эти могут, — соглашался я, чтобы другу было легче.
Мы глотнули еще немного.
— Слушай, а почему мы так редко встречаемся? — спросил он, кажется, всерьез озаботившись этим моментом.
— Давай созвонимся, — естественно, откликнулся я.
— А-а! — Ему понравился мой план своей неожиданностью, он полез в карман, достал оттуда еще одну фляжку. Слава Богу, она оказалась уже пустой. Отслоил от нее прилепившуюся визитку и вручил мне. Я принял ее благоговейно, тут же спрятал в карман и сказал, что у меня с сегодняшнего дня временно нет координат.
— Все равно звони, — сказал он. И встал, чтобы идти наверх.
Я тоже встал.
— Петя, можешь быть спокоен: я ничего никому не расскажу…
Он махнул рукой и начал рассовывать фляжки по карманам и все не попадал.
— Можешь говорить кому хочешь и что хочешь. У нас свобода слова.
Мы отправились в обратный путь по всем этим путаным лестницам. И когда мы поднялись на палубу, я вдруг с интересом осознал, что совершенно не представляю себе, о чем у нас шла речь там внизу, на шезлонговой палубе. Даже если бы я имел твердый умысел на предательство, то не смог бы его осуществить. А ведь не особо и пьян.
Меня грубо хлопнули по плечу. Оборачиваюсь — Петрович.
— Поехали отсюда, — сказал он загробным голосом.
Я хотел спросить, в чем дело, но мне было стыдно спрашивать о том, что я и так знаю. Не люблю притворяться, если только передо мной не привлекательная женщина. А сейчас надо промолчать.
— В чем дело, Петрович?
— Хотел продаться — со всеми потрохами, за, в общем-то, копейки. А он мне шиш без масла!
— Отсюда никак не уехать — вода.
Дом у нас хороший, но немного странный, построен руками цветоводов. В начале 60-х на Лосином Острове были громадные тюльпановые и гвоздичные теплицы, а рядом бараки для рабочих, а потом рабочим разрешили построить для себя кирпичную пятиэтажку в свободное от основной работы время. Следы работы непрофессионалов ощущаются до сих пор — ни одного полностью прямого угла в квартире. С годами исконные цветоводы повывелись из наших подъездов, их место заняли в значительной степени азербайджанцы. Недавно я видел соседа сверху Рафика на Преображенском рынке, и что забавно — торгует цветами. Кроме того, в песочницах вокруг дома полно азербайджанских детишек, а дети, как все знают, — цветы жизни. Так что первоначальные традиции дома продолжаются, хотя и в таких, не прямых формах.
Шофер Петровича подвез меня к самому подъезду, но я, дождавшись, когда он уберет свои фары из нашего двора, пошел в ночную лавку и купил там две банки джин-тоника, чтобы возместить себе частичное воздержание на корабле. Сейчас включу запись матча Россия — Голландия на чемпионате Европы, и тихо посижу в кресле, не глядя даже на экран.
Когда я открыл дверь квартиры, меня вдруг мощно и безжалостно толкнули в спину, я влетел в прихожую и рухнул вдоль нее. Дальнейшие события развивались так быстро, что я не успевал за ними своими мыслями.
За мной с истеричной скоростью и тихо матерясь влетели какие-то люди, схватили меня за руки, втащили в комнату и бросили в кресло, которое я и сам предполагал занять. Банки из рук повыбивали, защелкнули наручники. Свет зажигать не стали. В этот момент меня оставило пьяно-игривое настроение — я очень сильно испугался. Пронеслись в голове все бесчисленные сюжеты об ограблении квартир и замученных хозяевах. Денег в доме не было. В карманах джинсов — оскорбительно-ничтожная сумма. Ни антиквариата, ни драгоценностей… К тому же грабители без масок, и я, таким образом, становлюсь свидетелем, а от них после всего избавляются.
Я попытался что-то сказать, но не вышло — какое-то сипение, и всё.
Они стояли надо мной, и казались огромными в полумраке маленькой комнаты. Свет фонаря, попадавший внутрь сквозь щель в шторах, осветил плечо одного из них. На плече лежал погон. На рукаве я рассмотрел какую-то эмблему.
Один из налетчиков наклонился ко мне и спросил:
— Где старик?
Это какая-то ошибка, понял я, и сказал:
— Это какая-то ошибка.
Рука с эмблемой занеслась надо мной, и я зажмурился. И услышал недовольный голос: