Неидеальные. Откровения о любви
Шрифт:
— Дима, ты меня слушаешь? — нахмурился отец.
— Я подумаю, — бросил, вставая. Я не знал, как быть дальше: голова тянула в одну сторону, сердце в другую. Да, блядь, у Электроника, оказывается, сердце вполне человеческое!
— Никаких подумаю! Дело решенное! Наследства лишу! — отец, как всегда, в своем репертуаре: требует и грозит. Я только вздохнул устало и помог ему подняться. Снова приступ.
— Пап, меня меньше всего на свете волнует наследство.
Меня заманивать или шантажировать деньгами — последнее дело. Во-первых, они и так у меня есть, личные, не отцовские. Во-вторых, я проработал семь
— Анна Эммануиловна! — крикнул специально нанятую сиделку. Опытную взрослую женщину. Не молодку, которой отец, невзирая на болячки, обязательно залез бы под юбку, но и не возрастную даму, которая просто не справилась бы с ним.
— Дмитрий Александрович, — кивнула и поставила на стол поднос со стаканом воды и таблетками.
Я уехал к себе под угрозы, уговоры и чаяния больного родителя. Алену не видел с самого возвращения в Москву. Мне казалось, нам обоим нужно остыть и подумать о наших отношениях рационально, без примеси гормонов.
— Привет, — меня встретила Ира. — Как дела? Как настроение? — спросила, но была необычно возбуждена и взволнованна. Неужели салаты на свадебном банкете недостаточно изысканные или рыба не первой свежести?
— Нормально. Уволился из прокуратуры. Ты как?
— О! — удивленно надула губы. — Но почему?
— Понял, что учился не для этого, — проговорил саркастично. — Ну и отца уважить решил.
— Так ты возглавишь «Теско холдинг»?!
Я сухо кивнул. Сам еще не переварил. Знал ведь, что придет это время — единственный ребенок главы компании, но предпочитал не возвращаться к этому вопросу без крайней необходимости.
— Ты рада? — поинтересовался, сбрасывая пиджак и рванув удушливый галстук. Свободы хочу! Может, все нахер послать и рвануть дикарем куда-нибудь на Ямайку?
— Я рада, если ты рад.
Ира пошла за мной в ванную, молча наблюдала, как мыл руки, потом вызвалась сделать кофе. Любимый мной американо делала отлично.
— У меня тоже есть новости, — проговорила несмело и, кусая губы, положила передо мной какую-то штуку типа крупной полоски.
— Что это? — нахмурился и взял в руки. Полоски две… Бля…
— Я беременна, Дим… — Ира была так испугана и потеряна. Боялась. Неужели моей реакции? — Ты рад?
Я молчал. Не знаю. Ничего не чувствую, кроме вселенского ошеломления. Это еще мягко сказано. Я охуел! Ааа!
— Конечно, — ответил ровно и даже улыбнулся. Не показывая и не впуская внутрь своей черной и мечущейся души. Ире теперь нельзя волноваться. — Конечно, рад.
Она с облегчением выдохнула и бросилась мне на шею. Обняла крепко и принялась тараторить без умолку.
— Я еще на отдыхе сделала тест, но боялась верить. А сегодня у врача была. На узи. Нашему малышу девять недель.
По срокам тот вечер, когда перестала пить таблетки, и я по незнанию кончил в нее. Неожиданно. Пиздец как.
— Я так соскучилась, — зашептала, медленно двигая бедрами, насаживаясь на мой пах. Только у меня там полный штиль. — Хочу тебя…
— Ира, — снял ее с колен, — сначала нужно убедиться, что тебе можно. Что ребенку не угрожает.
— Да все нормально. Я здорова. И малыш.
— Уверена?
— Да, — проговорила, но задумалась. — Но все же уточню…
Я не спал всю ночь. Колотило, как в лихорадке. Даже за сигаретами в ближайшую табачку сбегал. Пять лет завязки, и снова дымил, как паровоз. На террасе сидел и встречал обжигающе яркий рассвет. Пытался контроль поймать, вернуться в привычное состояние скупого рационалиста. Сейчас ощущение, что мне снова пятнадцать, и мир разлетелся на тысячи острых осколков. Они рвали меня. Эмоции. Чувства. Уязвимость. Именно поэтому подавил в себе привычную человеческую тягу к теплу и нежности. Это ломало и делало больно. Всегда нужна дистанция. Всегда!
Когда терраса утонула в позднем августовском солнце, уже по-осеннему холодном, я точно знал, что сделаю. Я не мог бросить женщину, беременную от меня. Я буду хорошим отцом. Лучше, чем мой собственный! Я обязан таким стать!
Утром без предупреждения поехал к Алене. Наше лето закончилось…
Глава 22
Дима
Я не звонил и не предупреждал, просто приехал к Алене. Чувствовал, что она дома. Вроде бы все просто: мы обговорили, как и когда закончатся наши отношения. Только изменилось все, сложнее стало. Невероятно сложно. Для меня. Для нее не знаю. С Аленой непонятно. Иногда близкая, но чаще далекая и загадочная. Как звезда: холодная, но выжигала до самого нутра.
Я вышел из машины с холодной головой и без сердца — привычное для меня состояние. Я много сделал плохого, обеим своим женщинам. Ире, что изменял. Алене… Алене, что запал на нее, любовницей против воли сделал, в жизнь влез и ничего не дал взамен, только брал. Извинения уже приготовил, надеюсь, примет. А Ира… Ире не придется терпеть измены, потому что я не буду таким же мужем, как мой отец.
Я услышал знакомый писклявый голосок и повернул в сторону детской площадки. Алена стояла возле горки и ловила Катю, съезжавшую с трубы. Темно-каштановые волосы блестели на солнце, отливая яркой медью. Густые, мягкие, с запахом полевых цветов и дурманящей страсти. Также пахла ее кожа.
Я залюбовался против воли: высокая, стройная, гибкая. Легкая и изящная. Самая красивая женщина на земле. Помню, мама в моих воспоминаниях была такой. Самой, самой, пока не ушла, не бросила меня! Я ведь тоже был ребенком: да, мне было пятнадцать, но она все равно была нужна. Тогда мать бросила меня, а я бросал Алену. Я уходил. Уходил от женщины, которая также сильно отзывалась в сердце. И она тоже меня не любила. Если бы мама любила, то не убила бы себя. Если бы Алена любила, то тоже не молчала бы? Ведь да?
— Дятя Дима! — Мелкая первая меня увидела и побежала на всей скорости. Я подхватил, слабину дал и позволил обнять себя. Хорошая девочка, добрая и открытая. У нее должно быть хорошее будущее: чем смогу, помогу.
— Привет, мелкая! — и подбросил вверх. Катя звонко захрюкала, по-другому не назвать!
— Есё! — просила, смеясь.
— Дочь, беги, — улыбнулась Алена и на меня взглянула своими пронзительными серыми глазами. — Привет, — и казалась какой-то другой, по-особенному прекрасной. И смотрела иначе. Не мог объяснить как, но моя выдержка разлетелась в клочья. Внутренне. Мой ад отныне был внутри. Снаружи — спокоен и отстранен.