Неискушенные сердца
Шрифт:
Он скатился с нее и лежал, перебирая в голове чрезвычайные события этого дня. Наконец он получил то, чего жаждало его сердце. Для полного счастья и гармонии недоставало одного, чтобы Табризия полюбила его.
Она свернулась клубочком и отвернулась к стене. Никакие слова любви не сопровождали этот акт мужского превосходства. Парис доказал: он может возбудить ее тело до такого состояния, что она станет умолять дать ей облегчение. Ее капитуляция, ее унижение были полными и абсолютными. На небе занялась алая заря, когда Табризия закрыла глаза и забылась коротким сном.
Проснулась она от ощущения, что кто-то ее качает.
— Леди Кокберн, его светлость поручил мне проверить, все ли у вас в порядке. — Он заметил ее бледность и следы рвоты на ковре. — Я вижу, вам нехорошо, мадам. На море шторм, но на Атлантике в это время года всегда так. He пугайтесь, мадам. Лорд Кокберн нас проведет через шторм. Он выводил и не из такого. — Парень улыбнулся. — Я сейчас все уберу.
— О нет, я не могу вам это позволить, — слабо запротестовала Табризия.
— Да я привык, мадам. Сейчас принесу воды. Если вы послушаетесь моего совета, леди Кокберн, вам станет легче. Надо выпить немного вина и съесть сухих бисквитов. Замечательно помогает при морской болезни.
Очень скоро он вернулся и почистил ковер. Табризия закрыла глаза от отвращения при виде бокала вина и сухих бисквитов, но все же откусила и стала запивать маленькими глотками, следуя его настойчивым советам. И правда, она быстро почувствовала, что тошнота прошла. Молодой человек извинился, покидая ее.
— Сейчас на палубе нужна каждая пара рук, — сказал он.
В каюте было так холодно, что руки Табризии онемели. Она догадалась — жаровни погасли. Завернувшись в меховую накидку и сгорбившись, с несчастным видом сидела она на кровати. Через час дверь каюты распахнулась, и вошел Парис. Он промок насквозь, никогда раньше Табризия не видела его таким растрепанным. Их взгляды встретились. Вспомнив о прошедшей ночи, она подумала, что сейчас сгорит со стыда. Насмешливые глаза ощупывали ее тело знающим взглядом, полным вожделения. Не будь ей так плохо, она непременно влепила бы ему пощечину, стерла бы эту улыбку с его лица!
Парис проверил остывшие жаровни и вышел. Он вернулся с полным совком горящих углей и насыпал их вместо погасших. Потом поставил медный чайник и, не глядя больше на Табризию, стал снимать мокрую одежду. Он крепко растерся полотенцем и надел сухое белье. Чайник закипел, он налил большую порцию бренди в чашку и долил кипятка. Держа чашку в ладонях и согревая руки, он снова взглянул на нее. Тишина казалась слишком напряженной, и Табризия осмелилась спросить:
— Как долго продлится шторм, милорд?
— Парис пожал плечами
— Думаю, дня три
— А корабль в порядке? — испуганно вскинула она глаза.
На его лицо снова вернулась насмешливая улыбка.
— «Морская
— Негодяй! — выпалила Табризия со всей злостью, на которую была способна.
В ответ она услышала смех, похожий на орлиный клекот. Парис поднялся и вышел.
Табризия весь день провела одна, шторм не утихал За бортом корабля было так холодно, что жаровни не могли согреть каюту. Она встала с кровати и развесила одежду Париса сушиться Потом походила по каюте, согреваясь, убрала постель, подобрала остатки разорванной накануне одежды. Корабль качало вверх-вниз так сильно, что она испугалась. Шпангоуты скрипели и стонали, временами раздавался оглушительный треск, казалось вот-вот они пойдут ко дну. Табризию охватил ужас, когда она представила себя в ледяной купели моря. Ночь опустилась несколько часов назад, а Парис все не шел. Ей стало так страшно, что она не возражала даже против его общества, лишь бы не быть одной. Услышав наконец его шаги, она призвала на помощь весь свой гнев, чтобы под ним скрыть страх. Нельзя показать Парису, что она боится и дрожит, как ребенок. Едва он открыл дверь, Табризия закричала:
— В каюте холодно!
Лучше бы она прикусила язык! Парис был совершенно изможден, он промок до нитки, борода обледенела, под глазами обозначились темные круги.
Он посмотрел на Табризию так, будто не верил своим ушам.
— Ты единственная на этом корабле, кто не промок, мадам. Как ты осмеливаешься ныть из-за каких-то мелких неудобств?
Он вышел из каюты, хлопнув дверью, и она почувствовала себя самым эгоистичным созданием на земле. Скоро Парис принес еще совок углей и заполнил обе жаровни. Он стоял, грея руки, а она видела — он едва держится на ногах от усталости.
Парис подтянул низкую скамейку поближе к теплу, сел и стал раздеваться. Табризия принесла ему сухие полотенца и чашку бренди. Он растер ноги докрасна и вытянул их к теплу. Табризия заметила — глаза у него закрываются, но он потряс головой, прогоняя сон. Сделав пару больших глотков, Парис снова встал и оделся в сухое. Потом принес из шкафа овчинный жилет, натянул его, переобулся в другие ботинки. После бренди к нему вернулось игривое настроение.
— Тебе лучше пойти лечь. Мне очень жаль, но должен тебя разочаровать: сегодня я не смогу греть жену своим телом.
Взглядом и словом он мог заставить ее скрежетать зубами, но на этот раз Табризия сдержалась. Парис добавил чуть добрее:
— Шторм к утру утихнет, и ребята смогут приготовить нам горячую еду.
Проснувшись, Табризия ощутила, что корабль качает уже не так сильно, как вчера. Она спала не раздеваясь, для тепла, но в каюте все равно было невыносимо холодно. Набросив тяжелый бархатный плащ с отделанным мехом капюшоном, она осторожно приоткрыла дверь каюты и, вцепившись в канаты, шедшие вдоль палубы, пошла к камбузу.
Табризия едва узнала молодого человека, приходившего к ней по поручению Париса. За три дня он оброс бородой и казался совершенно изможденным. Она сочувственно улыбнулась.
— Как вас зовут?
— Дэвид, мадам. Но вам лучше остаться в каюте. А то его светлость спустит с меня шкуру. Я дам вам кашу, если ваш желудок примет.
— Я буду благодарна за любую горячую еду, Дэвид. А могли бы вы добавить немножко угля в жаровню?
— Да, мадам. Сейчас принесу.
— Помявшись, она нерешительно спросила: