Неистовая принцесса

Дрейк Шеннон

Фаллон понимала, что отец переживает очень тяжелое время. Тостиг заявил, что Гарольд сам посеял смуту из ревности. Гарольд пытался опровергнуть обвинения, однако король не желал ничего слышать. Эдуард попробовал собрать войско, однако люди не желали ни собираться, ни воевать. Тем временем мятежники двинулись к югу в сторону Оксфорда.

В трудные для отца часы Фаллон была рядом с ним. Гарольда угнетало то, что его брата до такой степени презирали, — ведь отец учил их быть порядочными и справедливыми.

Но отец Гарольда

учил их также уважать английский закон. До этого англичанами управляли с их согласия; отныне они станут бороться против автократии.

Фаллон делала все, чтобы успокоить отца. Она пыталась быть ласковой с дядей и воздействовать на короля, который смягчался в ее присутствии.

После многочисленных колебаний Гарольд решил, что должен стать на сторону людей и осудить брата. В конце концов король Эдуард сменил гнев на милость и дал людям Нортумбрии герцога, которого они просили, — юного Моркера. Отправленный в ссылку Тостиг поклялся, что до конца своих дней останется врагом Гарольда.

К началу декабря великая печаль, воцарившаяся после ссылки Тостига, несколько поутихла. Длилась она не меньше двух недель. Фаллон и Делон решили поговорить с отцом в первый день Рождества.

На остров Торни пришла холодная и суровая зима. Эдуард радовался тому, что близилось к завершению строительство аббатства, — он считал это делом жизни. Многие годы строительные работы находились под королевской опекой.

Приближалось Рождество; резкий холодный ветер почти сшибал с ног. Дворец до отказа наполнился людьми, поскольку восемь архиепископов прибыли каждый со своей свитой на освящение аббатства. Высшие чиновники приехали, чтобы провести заседание совета старейшин, которое всегда собиралось на Рождество в указанном королем месте.

Наступил первый день Рождества. Мать Фаллон и ее братья остались в Бошеме — Гарольд послал им уведомление, что дворец на острове Торни переполнен. До начала рождественской мессы Гарольд зашел к Фаллон и подарил ей большую изумрудную брошь для накидки. Она поднесла ему новую алую накидку из мягкой шерстяной ткани, подбитую норковым мехом. Они обнялись, Гарольд дотронулся до ее щеки и улыбнулся.

— Что бы со мной ни случилось в будущем, я счастлив. Твоя мать всегда беззаветно любила меня и подарила мне тебя и твоих братьев.

Фаллон горячо обняла его. Она виновато подумала о том, сколько неприятностей успела причинить отцу.

— Я люблю тебя, отец! — произнесла она.

Он засмеялся и отступил назад, чтобы полюбоваться дочерью в нарядном рождественском платье.

— Молодой Делон сказал мне, что вы хотите поговорить со мной.

Она опустила глаза.

— Да, отец.

— Это тот, о ком ты мечтала?

— Тебе он нравится? — живо спросила она. — Считаешь ли ты, что он достоин меня?

Гарольд засмеялся и ответил, что в Делоне множество прекрасных качеств.

— Признаюсь, Фаллон, что я думал о браке, который открывал бы тебе большие

возможности, но я слишком к тебе привязан, чтобы выдать замуж в другую страну, — я хочу, чтобы всегда ты была рядом… Только одно смущает меня, — добавил после паузы Гарольд, в раздумье глядя вдаль. — Я боюсь, что ты всякий раз будешь подминать под себя деликатного Делона.

— Отец…

— Но не придавай этому значения. Он добр и галантен, его честь и храбрость вне сомнений. Я даю свое согласие, но прошу вас обоих об одной вещи. Вы хорошо и давно знаете друг друга… и все же подождите еще год. Вы поженитесь на следующее Рождество. Хорошо?

Она кивнула и снова поцеловала отца. Еще год — это прекрасно! Делон, скорее всего, не придет в восторг от этой идеи, но он любит ее и согласится ждать.

Несмотря на пасмурное небо, день был веселый. Всюду толпились люди. В парадном платье и в короне Эдуард во время мессы и потом на обеде выглядел великолепно. Везде царил дух доброжелательности. Когда праздничное пиршество завершилось, Делон и Фаллон предстали перед Гарольдом. Получив благословение отца, они преклонили колени перед королем, который также благословил их.

Однако на следующий день все изменилось. Эдуард почувствовал себя плохо и не смог присутствовать на освящении аббатства, строительство которого было для него делом жизни. Все думали, что король скоро поправится. Однако проходили дни, и надежда эта сходила на нет. Наконец зашептались, что король умирает.

Печаль пришла во дворец в ту зиму. Фаллон иногда сидела у постели короля; постоянно при нем находилась ее тетя — жена Эдуарда. Заседали старейшины и вели спор о том, кому быть королем.

Гарольд распределил свое время между бдениями у постели умирающего короля и заседаниями совета старейшин. Обсуждения длились часами. Призвали Эдгара Ателинга как наследника и претендента на трон, однако он был еще мальчик. Стране требовалась более сильная рука. Эдуард метался в беспамятстве, поэтому его воля была неизвестна. О претензиях на трон заявили скандинавские короли, однако они были иностранцами.

В поле зрения находились также Годвины — сам Гарольд и сосланный Тостиг. И еще был Вильгельм Нормандский — иностранец, причем еще более ненавистный, чем скандинавские претенденты.

В последний день 1065 года Фаллон и ее отец сидели у постели Эдуарда. Жена короля расположилась у ног мужа, рядом с ней Роберт Фитцвимарк, полунорманн-полубретонец, добрый друг короля, вместе с супругой. Гарольд тихо осведомился у сестры, нет ли перемен к лучшему, и королева со слезами покачала головой.

Гарольд вышел из опочивальни, а вслед за ним — Фаллон. Он устало привалился к стене и взял дочь за руку.

— Я пытался их убедить, — сказал Гарольд. — Я говорил, что верю, что Эдуард дал какое-то обещание Вильгельму Нормандскому. Но совет не захотел даже слышать об этом! Если бы король смог заговорить!