Неистовое пламя. Возрождение Аристарха
Шрифт:
Он бежал изо всех сил, стремясь при этом к лесу. Он не знал, куда еще податься, единственный маячок впереди – протоптанная дорожка. Но нечто управляющее его сном не позволяло добежать до места назначения. Он рвался вперед с бешеной скоростью, но продвигался всего на дюйм в минуту. Его легкие горели, ноги устали и словно погружались в трясину. Вместе с этим тропинка начала отдаляться от него, на одну… две… три версты, пока окончательно не исчезла из виду. Он понимал, что продолжать бежать бессмысленно, но выбора у него не было.
Оглянувшись на бегу, он прибавил скорости. Его глаза округлились. Вся вода из озера собралась в
– Беги, беги что есть мочи, magus! – долина вновь начала содрогаться, теперь уже от его безудержного смеха, – Честно сказать, потомственный герой из тебя пока плохо получается.
Сэм не понимал о чем идет речь. Он не знал что означает слово magus, более того не понимал почему его называют потомственным героем. Ему хотелось убежать далеко отсюда, хотелось скрыться от натиска этого голоса.
Время растянулось почти до бесконечности. Голос продолжал говорить с ним, но теперь различить слова было невозможно. Он сильно искажался и, словно ультразвуковая волна, создавал невыносимый гул. Сэм схватился руками за голову и закрыл ими уши – просто не мог больше этого слышать. Но тут он споткнулся о внезапно появившуюся прямо перед ним кочку и распластался на земле. Времени на подъем у него уже не оставалось.
– Гибель всего вашего лагеря неизбежна, – последнее, что он услышал перед тем, как волна черного яда накрыла его с головой.
Мимолетный приступ агонии, когда все вокруг окрасилось красным, запомнился четче всего остального. Сэм резко сел в кровати и огляделся. Никаких адских голосов, ядовитых волн или прекрасных долин не было в помине. Он находился в общей комнате Денверского пансиона, где проживал последний семестр. Никого из одногруппников в комнате не оказалось, только вещи Ричи были разбросаны и валялись рядом с наполовину собранным чемоданом. Спальные места остальных пустовали: постели небрежно заправлены, прикроватные тумбочки пусты, ключи от шкафчиков болтаются на гвоздике.
Сэм поднялся и отправился в ванную комнату, невольно сглотнув по пути. В горле сразу же почувствовалась сухость. Неужели он снова кричал во сне? Последнюю неделю его кошмары участились. Все они носили примерно одинаковый характер, только сегодняшний резко отличался от остальных необычайной правдоподобностью, ведь голоса и прямые обращения к Сэму раньше в его снах не встречались.
Он почистил зубы и решился посмотреть на себя в зеркало. На удивление, после тяжелой ночи и малого количества сна он выглядел не так плохо. Черты лица достаточно бодрые, черные брови нахмурены, четко очерченный подбородок приподнят вверх. Ярко-синие глаза не выглядят такими уставшими и не теряют свою насыщенность под тусклым освещением комнаты. Разве что, и без того взъерошенные черные волосы, растрепались сильнее обычного.
Сегодняшний день будет не из легких. К его концу должно решиться, поедет ли он домой или останется в пансионе на каникулы. Сэм уже полгода не виделся со своими приемными родителями – Дядей Майком и его женой Розалин. Они воспитывали Сэма с тех пор, как ему исполнилось десять лет. После той нелепой трагедии они стали ему единственной семьей и поддержкой.
Он был благодарен им обоим за заботу, но никогда не понимал, для чего они отдали его в Денверский университет, где он учится уже шесть лет. Это пансион с проживанием для детей с первого по двенадцатый классы. Вообще-то обучение в нем стоило не малых денег, но по утере обоих родителей ему были положены определенные льготы. Благо одногруппникам об этом сообщать не стали, иначе догадаться каким было бы их отношение к нему не сложно.
Приемные родители были убеждены, что здесь ему смогут дать гораздо больше ценных знаний, чем в обычной школе и что он не будет чувствовать себя одиноким, когда вокруг столько сверстников. Сэм много раз убеждал их в обратном, но все было без толку. Их вера в этот университет осталась непоколебима. Вот и сейчас они ждут его дома вместе с новостями о том, как проходят дни в университете, а он не уверен даже, что приедет к ним на этих каникулах… Сэм устало вздохнул.
Вернувшись в комнату, он подошел к окну и заметил некоторых из своих соседей среди толпы, волочащих чемоданы по дорожной брусчатке. Сегодня несколько сотен учеников покидали пансион на каникулы. Парни шли, облаченные в коллекционную одежду, в основном в дорогие расклешенные рубахи и кашемировые брюки. Не менее эпатажно выглядели девушки, одетые в модные летние платья с кучей дорогих побрякушек.
Однако на их лицах не было счастья или радости. Они выражали лишь высокомерие и чувство собственной важности. Сэму никогда не нравились здешние ученики, слишком пафосные и пустые внутри. Люди для них – всего лишь инструменты для достижения собственных целей, когда сами они не могут ничего, кроме как важничать перед всеми, кто их окружает. Вот и сейчас отпрыски богатеньких семей проходят мимо преподавателей, задрав нос и надменно взирая на них сверху-вниз, как бы подчеркивая свое материальное превосходство.
Все они направлялись к главным воротам в окончании улицы, перед которыми собрались не менее важные персоны – их родители. Большинство из них было одето с иголочки в стильные богатые вещи или же строгие костюмы, дополненные туфлями. Они то и дело поглядывали на наручные часы, нервно выставляли вперед одну ногу или складывали руки на груди.
Единственным, что заставляло Сэма изредка сочувствовать своим одногруппникам, были их отношения с родителями. Ни один из них не желал проводить время с ребенком, да и в целом воспитывать своих детей. Они с радостью предпочли бы отдать чадо в пансион и избавиться от лишней мороки на целый год, однако есть одна проблема: каникулы. Вот и сейчас никто из столпившейся группы родителей не улыбался. Они скорее переживали за потраченное время и отвлечение от работы. Когда дети подходили ближе, они молча садились в машину и даже не здоровались после длительной разлуки.
– Напыщенные индюки, – фыркнул Сэм и отошел от окна.
Он был рад только за то, что к нему, должно быть единственному в этом месте, родители относятся нормально. Впрочем, постоянно выслушивать от одногруппников жалобы на эту тему он уже устал. Возможно, ему повезло с приемными родителями, но это не значит, что они заменили ему настоящих. Он по-прежнему скучает по ним, даже часто просыпается от ноющей пустоте в области грудной клетки.
Эта пустота всегда с ним с того рокового дня, шестилетней давности. Он помнил его весь до мелочей, вплоть до погоды. Она была солнечной, яркой – слишком теплой для середины апреля. Солнце, будто полоска света в кромешной темноте, ворвалось в холодную морось дождей своими теплыми лучами и сделало этот день потрясающим.