Неистовый

Солсбери Дж. Б.

Сдвигаюсь, увеличивая расстояние между нами.

— Ты никогда не найдешь дорогу в одиночку.

— Хорошо, значит, ты планируешь пойти со мной?

Я хмыкаю и тянусь за банкой коричневого риса.

— У тебя есть карта?

— Да.

— Прекрасно! — Я скорее чувствую, чем вижу, как она ищет её в окружающем пространстве. — Давай ее сюда, разберемся с этим. Я буду чувствовать себя лучше, зная, где я… ну, знаешь, сориентируюсь.

— Я не могу.

— Почему? — В ее голосе слышится раздражение.

Я постукиваю себя по виску.

— Она здесь.

— Твоя карта

у тебя в голове?

Киваю и зачерпываю в кастрюлю смесь сушеных специй и трав.

— Отлично, — саркастически бормочет Джордан и хватает банку. — И ты уверен, что сможешь вытащить меня отсюда? С твоей ментальной картой?

Я не отвечаю, потому что это глупый вопрос. И чувствую, что уже ответил на один из них.

— Сколько времени нам понадобится, чтобы выбраться отсюда?

— Примерно тринадцать часов и три минуты. — Я оставляю женщину возле стола, чтобы поставить кастрюлю на дровяную плиту.

— Примерно? — Она смеется, и этот звук застает меня врасплох.

Я сказал что-то смешное?

Закрываю кастрюлю крышкой и киваю.

— По «Правилу Нейсмита»⁴ меньше. Я учел время для вертикального подъема на шестьсот метров, пересеченную местность, более медленный темп из-за твоих травм, менее идеальные навыки и физическую форму…

— Это грубо, — бормочет она.

— …в сочетании с обычным весом рюкзака, и добавил к правилу поправку на пятьдесят пять процентов. Мы отправимся в путь, как только ты достаточно поправишься, чтобы отправиться в поход без посторонней помощи, и если позволит погода.

Приношу коробку с приманками к столу и наливаю себе чашку воды. Осушаю её одним глотком, возвращаю чашку на полку и устраиваюсь в кресле. Я уже открываю коробку и раскладываю перед собой свой последний проект, когда понимаю, что женщина замолчала.

Она не пошевелилась, а просто смотрит на меня, держа банку в руке в воздухе, и ее губы слегка приоткрыты.

Я заставляю себя выдержать ее взгляд, ожидая, что она что-нибудь скажет. Сделает что-нибудь. Но ничего не происходит. Я наклоняю голову.

— Тебе плохо?

Джордан быстро моргает, выходя из своего кататонического состояния.

— Нет. Просто немного удивлена.

Люди всегда удивляются, когда обнаруживают работоспособность моего мозга. В мире, где ценность человека определяется тем, насколько он популярен в обществе — каждая светская львица на Манхэттене живое тому доказательство, — меня всегда быстро списывают со счетов. Мой собственный отец считал меня мусором, пока не услышал слова «гениальный IQ». Наверное, легче игнорировать социальные расстройства и расстройства гнева, когда установлено, что я думаю на более высоком уровне, чем большинство людей.

Люди такие странные.

Как бы ни старался, мне не удается их понять. Поэтому я давно бросил попытки.

ДЕВЯТЬ

ДЖОРДАН

Два следующих дня снегопад держал нас пленниками в хижине. Если не считать походов в уборную, я сидела на заднице у огня, читая книги, спала и слепо смотрела

в потолок. Гризли сжалился надо мной и дал мне иголку с ниткой, чтобы залатать дыру в куртке. Он также напомнил мне, как складывать пасьянс после того, как я спрашивала его миллион раз, и позволил мне помочь с приготовлением еды, но большую часть дня я проводила в одиночестве, размышляя.

Я всегда представляла себе, что если бы у меня было время посидеть и подумать несколько дней, я бы придумала какое-нибудь революционное изобретение или получила бы прозрение, изменившее мою жизнь. Вместо этого задаюсь вопросом: если жизнь несправедлива ко всем, разве это не делает ее справедливой? Если с точки зрения ботаники помидор — это фрукт, то разве нельзя сделать желе из кетчупа? И, кроме того, если у авокадо есть косточка, которая делает его фруктом, то гуакамоле с помидорами — это фруктовый салат? На каком языке думают глухие люди? Видят ли слепые сны? Доить корову то же самое, что выжимать из нее сок? Как отвратительно, что мы пьем животный сок.

Может быть, мне стоит стать веганом?

Я смотрю на спину Гризли, который сидит за столом и сооружает свои приманки. То, что я сначала приняла за хобби, может быть, даже за художественное развлечение, теперь я поняла, что это скорее навязчивая задача. Он не может усидеть на месте, если его руки и разум не будут активны.

— Можешь меня научить их делать?

Я так привыкла к его спине и всем тонким реакциям, что, клянусь, могла бы узнать его плечи из тысячи. Мускулистые изгибы под его облегающим термобельем поднимаются к ушам. Я закатываю глаза. Он ненавидит мои вопросы, я понимаю, но ему придется смириться с этим.

Как и ожидалось, Гризли не отвечает, поэтому я встаю на ноги, держась за все еще болящие ребра, и подхожу к нему.

Он работает над полностью черной приманкой, на этот раз с резиновым хвостом.

— Тебе не пригодится этот навык.

— Откуда ты знаешь? Может быть, у меня есть планы стать мастером-рыболовом.

Гризли качает головой.

— Ты не станешь.

— Я знаю, но давай притворимся, что стану. — Прислоняюсь бедром к столу. — С чего мне начать?

Гризли смотрит на мое бедро, всего в нескольких дюймах от того места, где лежит его локоть. Его густые темные волосы в основном убраны с лица, за исключением непослушной пряди, которая падает на лоб. Мои пальцы зудят, чтобы отодвинуть её, и я сжимаю кулаки. Постоянный хмурый взгляд его карих глаз скользит от моего бедра вверх по туловищу к лицу. Задерживается на моих губах на пару секунд, прежде чем, наконец, остановиться на моих глазах.

От того, как мужчина с силой удерживает зрительный контакт, меня пронизывает вспышка тепла. Мое дыхание учащается, когда представляю, как он тянется ко мне, тянет меня между своих открытых бедер и запускает свои большие руки под мою рубашку. Ощущение его ладоней на моей коже, эти горящие от желания глаза, крошечное пространство, заполненное только звуком нашего дыхания.

Его брови сходятся, и Александр поворачивается к своей приманке, разрушая чары между нами.

— Если я соглашусь показать тебе, ты примешь это как предлог, чтобы говорить все время?