Неизданные архивы статского советника
Шрифт:
— Ксения Александровна, я уже так подробно с Вами познакомился, что подобной иллюзией не страдаю. — грех не улыбнуться, вспомнив ее неуклюжие попытки рукоделия и светских игр.
— Если Вы считаете себя обязанным из-за вчерашнего, — голосок чуть срывается, глаза не отрываются от подола, а руки нервно перебирают завитки на кольце. — то не стоит.
Застеснялась порыва и хочет забыть обо всем? Тогда как-то глупо получается.
— Ксения Александровна, я с трепетом отношусь к женской чести, но если бы обращал внимание на такие условности, то сделал бы предложение еще в мае,
— Тогда зачем Вам этот брак? — смотрит как на говорящую собаку или зеленое солнце, с недоверчивым удивлением.
Он пожал плечами и улыбнулся. Да если бы самому знать…
— Хорошо. — она пришла к какому-то своему решению. — Я должна подумать и дам ответ… на днях.
Михаил Борисович выдохнул, и на всякий случай засобирался.
— Так я могу надеяться…?
— Само собой. — и абсолютно погруженный в себя взгляд. В его молодости это и было согласием. Но Ксения говорит именно то, что буквально имеет в виду, так что предстоят ей непростые переживания.
Дома господин Тюхтяев выпил бутылку вина за ужином и отключился. Проснувшись с трудом мог поверить, что вчерашний день вообще случился. Да и позавчерашний тоже. Обходился же раньше без отпусков — и мысли глупые в голову не приходили. Теперь вот ходи и думай, что она там нарешает. Может и не стоило все это начинать? Девчонка же еще, куда ему такую? Деньги, опять же… Скользкий момент, конечно. Господин Тюхтяев не был обременен долгами, получал неплохое жалование, но явно отставал от ее расточительности. Но она сама постоянно стремится преумножать капитал, так что вряд ли станет транжирой. И ни разу не оценивала людей по богатству, по-видимому, даже не ориентируясь в банковских характеристиках своих знакомых. Это совершенно непонятно, но факт: спроси ее о доходах горняков, которые практически поселились здесь летом — и она лишь недоуменно похлопает ресницами.
Вскоре посыльный прислал подтверждение заказа из кондитерской — значит, конфеты ей уже доставили. Можно, конечно и подождать, но его адреса она не знает, так что лучше узнать об отказе побыстрее.
Прогуляться решил пешком — и не важно, что эта прогулка почти на час, а погода так себе. Заодно разомнется, вот и знакомых встретить можно. Но как ни тяни, а к одиннадцати перед носками туфель обозначилось знакомое крыльцо.
На этот раз в мундире пришел. Строгий. Уже прокрутил пару раз в голове достойную реакцию на деликатный отказ — все же Ксения Александровна — дама добросердечная, унижать вряд ли захочет.
Церемонно передал карточку лакею. Тот с недоумением покосился — все же в своем доме Ксения Александровна придерживалась более простых правил, чем графиня Ольга — но послушно отнес наверх. Вскоре выплыла хозяйка в строгой белой кружевной блузе и темно-красной юбке. Зеленый наряд после подвала, небось, пришлось выбрасывать. Мало того, что его изваляли на полу, так он сам помнит, как порвал юбку, пряча ее от выстрелов.
Смотрит на него с подозрением. Неужели всю ночь сплетни собирала и теперь проверяешь, что правда, а что вымысел? Тюхтяев любил узнавать о себе что-то новое, а мужской коллектив куда продуктивнее в этом деле, нежели дамский кружок. Ну так про пыточный подвал под доходным домом это был явный перебор, а насчет измора первой жены — пришлось лично рукава засучить и объяснить все нюансы.
— Михаил Борисович, я нахожу несправедливым то, что так мало знаю о Вас, в то время, как Вам ведомы даже цвета простыней в моем доме. — и смотрит испытующе.
Неужели граф обошел что-то молчанием?
Им подали чай с пирожками, причем начинка в них оказалась самая разнообразная, и Ксения развлекалась угадыванием, как они с Настенькой в детстве. Невозможно понять, таится ли в этой соблазнительной девушке ребенок или ведьма.
Оказалось, всего понемногу. Она извлекла из письменного стола лист, на котором в столбик записала вопросы. Много. И начала вполне себе тривиально.
— А когда у Вас день рождения?
— Второго мая. — улыбнулся он.
— А что же не сказали раньше? Я бы что повеселее козы приготовила.
Он вздрогнул, представив полет мысли в канун коронации.
— Спасибо, Ксения Александровна, от Вас и доброго слова хватит.
— Хорошо. — она что-то нацарапала пером, посадила кляксу, пробурчала грубое и достала карандаш. — А насчет года?
— Одна тысяча восемьсот сорок девятого. — невозмутимо ответил он.
Она произвела в голове нехитрые подсчеты, кивнула, оценивающе посмотрела, и вписала результат. Интересно почувствовать себя на месте тех, кого обычно сам допрашивает.
— Родились Вы?
— В имении моих родителей, Царствие им Небесное, в Смоленской губернии. — это даже забавно.
— А родители Ваши?
— Тоже оттуда же. Дед мой, Владимир Алексеевич, из священнослужителей был, еще в Отечественную дворянство выслужил.
— Какой молодец! — искренне восхитилась она. — Это значит с наполеоновской армией воевал?! Потрясающе!
Что удивительного? В наше время труднее найти того, чьи предки там орденов не получили.
— Братья, сестры? — молодец, широко копает.
— Сестра, младшая, Анастасия Борисовна.
— И почему мы о ней ни разу не говорили? — она строго посмотрела поверх своих записей.
— Настенька замужем в Иркутске, давно уже. Скоро внуков нянчить будет.
— Это ж на сколько она Вас младше? — уточнила зеленоглазая следовательница.
— Да на девять лет. — он улыбнулся тому, как в голове потенциальной невесты совершаются подсчеты, новые факты добавляются в картинку и порой нарушают порядок.
— И много ли у нее детей, что Вы ее так в бабушки определяете?
— Да вроде восемь.
— Ох, ты ж… — выдохнула она, покосилась на свой живот и сразу на дверь. — А у Вас?
— Что у меня? — не понял он.
— Дети. — она вновь разговаривает тоном воспитательницы.
— Нет, к сожалению, нам с покойной супругой Бог не послал. — поначалу это не вызывало особых эмоций, но потом, наблюдая за жизнью Татищевых, порой что-то так царапало.
— Сочувствую. Ну а не с супругой? — невозмутимо продолжила она.
— То есть? — не может же она прямо вслух о таком?