Неизведанный Гиндукуш
Шрифт:
Единственной каплей горечи является катастрофически быстрое уменьшение запасов горючего. Мы израсходовали почти весь запас сухого спирта и газа. Если завтра не достигнем вершины, мы останемся без воды и нам придется глотать эти липкие сушеные бананы, носящие на альпинистском жаргоне неаппетитное название «трупные пальцы».
Заход солнца дарит нам радостную неожиданность. Оно не только красит пестрыми цветами вечернее небо, но позволяет Визи и Ханспетеру ловить фотоаппаратами бесчисленное количество сентиментальных снимков с настроением. Штормовой ветер утихает. И мы переживаем редкий момент после захода солнца, снаружи становится теплее. Внизу, в долине, уже давно повисли черные тени, а мы здесь, наверху, на воздушной вышке, еще наблюдаем
Вокруг нас уже темно, но далеко на западе все еще светится золотой горизонт, на фоне которого выделяются вершины Гиндукуша.
Так долго, как только можем, остаемся на воздухе. Никого из нас не тянет в палатку. Лучше еще немного, дрожа и съежившись, посидеть здесь. Таким образом мы хотим перед сном попользоваться свободой движения, с которой придется расстаться внутри палатки. С Шаха мы уже знаем, как тесны наши бивуачные палатки. Если один из двух обитателей поворачивается во сне, его сосед по палатке рискует получить не совсем нежный толчок в ребро или такое же грубое фронтальное столкновение с не менее твердой альпинистской башкой. Это вдвоем, а что будет этой ночью! Не вдвоем, а вчетвером, заклиненные между собой, мы будем лежать, полные нетерпеливого ожидания утра...
Наконец стало холодно, и один за другим залезаем в спальные мешки. Первыми это делают Ханспетер и Визи, и... палатка практически уже заполнена. Но Симон тоже должен вместиться туда же и, наконец, еще я. С величайшей осторожностью вползаю я в спальный мешок и втискиваю свое поставленное на ребро тело между двумя пуховыми клубками. Стонами слева и справа меня торжественно приветствуют. Немного больше места выигрываем тем, что оставляем одну руку наружу. Страшно мерзнут пальцы и, в конечном итоге, приходится искать рукавицы. Мне это удается относительно легко, ибо я пользуюсь ими вместе с ботинками в качестве подушки, поэтому они попадаются мне сразу под руки.
Пытаемся заснуть, лежа, как сардины в банке, но это никому не удается. В этом, мало приятном ночном покое виноваты мы сами - просто лень было тащить вторую палатку. Но что из этого? По крайней мере можно лежать сухими, в относительном тепле и даже при желании вытянуть конечности. В высокогорье иногда приходится проводить ночь в еще менее подходящих условиях.
Визи пыхтит и вздыхает. Все ему не нравится, он крутится, насколько вообще это удается, нервничает. Наконец он не выдерживает. Вся палатка дрожит от его резких движений.
– Снаружи совсем светло. Взошла луна!
– Ну и что?
– Здесь с вами в палатке я скоро умру. Никто не идет со мной? Мы можем взять вершину и при лунном свете!
Молчание. Через некоторое время Визи продолжает: - Да, это было бы дело. Тогда двое могли бы здесь по настоящему выспаться. А когда мы рано утром вернемся с вершины, наверстаем упущенный сон.
Снова молчание.
– Я тем не менее сейчас встаю! Теперь девять часов вечера. Никто не идет со мной?
Симон откашливается не совсем еще понимая, чего от него хотят. Ханспетер и я упорно молчим в надежде, что эти двое освободят нам место. Спать посменно - конечно самая лучшая идея! Надо надеяться, что все же кто-то один будет сопровождать Визи, чтобы его хорошо продуманный план осуществился.
Визи уже надел ботинки. Из нас троих никто не шевелится. Только Симон время от времени поднимает смущенно голову. Визи всегда был хорошим товарищем. Вообще не следовало бы бросать его теперь на произвол судьбы. И все же сейчас вставать? С трудом натягивать ботинки? Визи семенит вокруг палатки, кашляет пару раз и бормочет что-то невнятное в свою густую бороду. Затем он снова останавливается перед палаткой. Хапспетер и я ухмыляемся. Вот сейчас он скажет, что он о нас думает, что мы шляпы и ленивые псы... Но он снова снимает ботинки.
– Чертовский холод. Пожалуй, при ночном восхождении, можно замерзнуть. Мой нос уже сейчас превратился в сосульку.
С глубоким вздохом Визи втискивается обратно на свое место. И снова сон невозможен.
К утру и в самой палатке стало безжалостно холодно. Особенно ворчат лежащие по краям Ханспетер и Визи. Но на перемену местами, предложенную Симоном и мною, они не могут отважиться. Зато мы двое неестественно зажаты и почти не можем двигаться. Вдруг у Симона возникает блестящая идея, как можно выиграть место. Мне надо поднять голову, как можно выше, к входу палатки. Он, съеживаясь у моих ног, кладет мне голову на живот. На короткий отрезок времени нам это положение кажется удобным, то есть до того момента, пока Симона не схватили судороги и он начал задыхаться от недостатка воздуха. Наконец шесть утра и Визи выходит на жгучий холод, что, по-видимому, доставляет ему больше удовольствия, нежели лежание в тесноте. При трескучем морозе он занимается варкой пищи.
Полагаем, что температура упала примерно на тридцать градусов ниже нуля. Теплопотеря кухонь стала так велика, что мы только два часа спустя - в восемь часов - получили чуть-чуть тепленькую жидкость в кастрюле. Устанавливаем газовую кухню перед палаткой, чтобы варить не сходя с «кровати». Порученная мне должность чрезвычайно важная: я «держатель» газовой кухни с кастрюлей. Откровенно говоря, это не особенно приятное занятие. Но я нахожу выход в том, что заклиниваю всю кухню между двух камней и все сооружение как-то держится. Поскольку можно не заботиться об этом, я могу еще на немного прилечь, пока Ханспетер размешивает порошковое молоко и какао. Вдруг что-то теплое течет мне по шее... Все мое мудрое изобретение упало в палатку и какао разлилось до последней капли. Молниеносно вскакиваем и покидаем мокрую палатку. Вот несчастье! Битых два часа Визи пришлось, с большим трудом, растапливать лед, а теперь желанная влага вместо наших сухих гортаней увлажняет пенопластовые матрацы, мою пуховую куртку и шапку. Мне особенно достается при этом, но я это честно заслужил, допустив на своем посту такую оплошность. Мои друзья ничего не говорят, они даже стараются лицемерно улыбаться... А Визи одалживает мне свою сухую запасную шапку. Без слов «актируем» этот случай, и «распорядок дня продолжается».
Упущенный завтрак, мокрая палатка! Последнюю предоставляем солнцу, озарившему нас в это время своими теплыми лучами. Все же надо как-то позавтракать. Теперь солнце может помочь нам. Симон сидит в палатке на корточках и держит кухню на коленях, а я обеспечиваю, как вчера, подвоз сырья. Солнце жжет крышу палатки и помогает нам. В девять часов, после вкусного горячего кофе можно отправляться на покорение вершины.
«ЗОЛОТО» В СКАЛАХ И ТРЕЩИНЫ НА ЛЕДНИКЕ
Первые шаги всегда самые трудные. Только силой воли гоним себя вперед. В такие моменты у альпиниста как бы две души. Разыгрывается внутреннее единоборство: одна душа стремится к вершине, хочет что-то свершить, другая, безвольная тянет назад.
Вершинный склон лежит открыто перед нами. По нашим расчетам для подъема потребуются пять - шесть часов. Последние пятьдесят метров, видимо, самые сложные. Ледовая стена поднимается круто к вершине. Если ее нельзя преодолеть, можно идти в обход направо, на западный гребень. Однако в ближайшие часы мы остаемся в плену склона умеренной крутизны.
– Он сделан для катания на лыжах, - как определяет Ханспетер. Крутой ледовый склон нам бы больше подошел. По нему можно не только быстрее набирать высоту, но и самое лазанье было бы разнообразнее, нежели это однообразное утаптывание снега. И меньше думалось бы о кислородном голодании. Несколько сильно заснеженных ледниковых трещин видны издали. Надеемся, что там хорошие снежные мосты. Как можно дольше хотим идти без веревки. Здесь наверху пользование веревкой весьма обременительно.