Неизвестная война. Тайная история США

Бушков Александр Александрович

Обратите внимание: речь идет о чисто северных разногласиях. Коли уж за полсотни лет до Гражданской рознь достигла такого накала среди жителей одной части страны, то легко представить, как накалялись страсти между Севером и Югом – задолго до войны…

Свиньин приводит пример, когда подобная вражда в «области Массасушет» (как он выражается) закончилась вовсе уж трагически. Цитата обширная, но очень уж ярко в ней передан дух непростого времени…

Сцепились как-то два представителя различных политических лагерей – Софреж и Остин…

«Сей последний жестокий (т. е. убежденный. – А. Б.) демократ печатал в газету, которую он издает, какую-то весьма обидную клевету

против Солфрежа. Тот напечатал также в газетах свое оправдание и уличил в грубой лжи Остина. Меж тем Солфреж сделался очень болен. Остин вооружил против него сына своего – молодого человека, напитанного отцовским якобинством, который велел сказать Солфрежу, что в первый раз как встретится с ним, разобьет ему палкою голову. Солфреж отвечал, что прибить себя не позволит и застрелит его в таком случае как разбойника… И в самом деле спустя долгое время, когда Солфреж в первый раз, еще полубольной, вышел на биржу – молодой Остин при собрании множества народу нанес ему ужасный удар в голову. Солфреж, не говоря ни слова, вынул пистолет из кармана и застрелил его на месте. Наряжен был нарочный (т. е. специальный. – А. Б.) суд для сего дела – Солфреж был оправдан. Славный адвокат здешний, Декстер, говорил его оправдание, которое всеми почитается здесь за мастерское произведение гения судопроизводства. Демократы, ожесточенные его оправданием, а более возбуждаемые лицемерием Остина, который сделал чучело своего сына и, обагренного кровью, посылал по всем деревням, дабы вооружать народ противу федералистов. Однажды ночью собрались большою кучею перед загородным домом Солфрежа и начали вламываться к нему в дом. Он, видя отчаяние своего семейства, зарядил два пистолета, растворил двери и сказал твердым голосом черни: вход всякому свободен, но первые двое будут непременно застрелены. В минуту толпа рассеялась, и его навсегда оставили в покое».

Вот из подобных зернышек, словно из сказочных зубов дракона, и прорастала, сдается мне, будущая непримиримость американской Гражданской…

(Да, к слову. Чисто литературоведческое отступление. Сцена, когда толпа пыталась ворваться в дом Солфрежа, крайне напоминает известный эпизод с полковником Шерборном в «Гекльберри Финне» – настолько, что нет никаких сомнений: именно она и послужила Марку Твену основой).

Еще в 1830 г. начались упорные и долгие дискуссии о сути Соединенных Штатов. Во время дебатов между знаменитым политиком Уэбстером и сенатором Хейном Уэбстер настаивал, что США являются «единой нацией», а Хейн утверждал, что Конституция США – всего лишь «договор» меж «суверенными» штатами, каждый из которых, таким образом, состоит в США исключительно по собственной воле и уйти может в любой момент.

Ничего нового, собственно говоря, – это было лишь повторение старых споров времен первых лет независимости. Однако на сей раз дискуссия, однажды вспыхнув, уже не утихала. На Юге родилось движение так называемой нуллификации, сторонники которого заявляли: штаты имеют право не исполнять тех федеральных законов, что противоречат законам и интересам штатов.

Вот это было уже серьезно (тем более что подобных взглядов придерживались не только на Юге, но и на Севере…)

В 1833 г. этот взгляд озвучил в Сенате признанный идеологический лидер южан Кэлхун, заявивший: «Конституция – это договор суверенных штатов. Всякий раз, когда стороны, не имеющие общего посредника, заключают договор, за каждой из них остается право самой судить об объеме своих обязательств». Теоретик суверенитета Джон Кэлхун был личностью незаурядной – и политиком не из мелких. Бывший вице-президент и военный министр, он пользовался в политической жизни США огромным авторитетом. Дж. Кеннеди в своей книге называет Кэлхуна «одним из трех наиболее выдающихся парламентских лидеров за всю американскую историю» (77). Даже упомянутый Уэбстер, ярый враг Кэлхуна, считал своего противника «самым способным человеком в Сенате, превосходившим по масштабу личности кого-либо, кого он знал за всю свою жизнь на поприще государственной деятельности» (77).

Северянам, похоже, повезло, что Кэлхун умер в 1850 г. – не кто иной, как Дж. Кеннеди, в данном вопросе безусловно компетентный, полагал, что раскол на Север и Юг мог произойти уже в 1850 г. – однако помешала как смерть Кэлхуна, так и усилия его противника, сторонника «единой нации» Уэбстера, ярого противника рабовладения.

Немаловажный нюанс: мистер Уэбстер выступал против рабства не по велению души, как, например, Бичер-Стоу и ее многочисленные единомышленники, а по причинам чисто шкурного порядка – в свободное от парламентской деятельности время он занимался крупными земельными спекуляциями и, таким образом, числился среди тех, кто видел в сокрушении Юга свой коммерческий интерес…(58).

Семена, брошенные покойным Кэлхуном, дали всходы: на Юге все громче говорили, что суверенные штаты, собственно, вправе в любой момент выйти из Союза без всякого на то соизволения «парней из Вашингтона». Размежевание зашло настолько далеко, что, по свидетельству побывавшего незадолго до войны на Юге корреспондента английской «Таймс», там всерьез рассуждали о возможном установлении на Юге… монархии. «Если бы мы могли получить в короли себе какого-нибудь из английских принцев, мы были бы довольны».

Этот же журналист написал слова, оказавшиеся очень быстро пророческими: «Ненависть итальянца к австрийцу, грека к турку, турка к русскому – не слишком холодное чувство. Но все эти ненависти – просто равнодушие, нейтральность сравнительно с враждою южно-каролинских джентльменов к северной сволочи. Войны роялистов с пуританами при Карле I, вандейцев с республиканцами были деликатными шутками по правилам утонченнейшего рыцарства сравнительно с тем, как будет воевать Юг с Севером, если дела их будут соответствовать словам» (56).

Повторяю, подобная ненависть не возникает в одночасье, а копится долгими годами…

А «дела», кстати, воспоследовали еще задолго до войны…

В 1832 г. Конгресс США, учено выражаясь, повысил протекционистские тарифы – а проще объясняя, опять поднял полагавшиеся государственной казне накрутки на ввозимые иностранные товары. Поскольку больше всего от этих накруток, как уже говорилось, страдал Юг, штат Южная Каролина (родина Кэлхуна) объявил, что считает новый закон о тарифах противоречащим Конституции США и интересам штатов – а потому отменяет его на своей территории и запрещает представителям федерального правительства на территории штата эти тарифы взимать. Одновременно Южная Каролина заявила: в случае применения против нее силы штат выйдет из Союза.

Президент Джексон взвился, словно уколотый шилом в известное место. Срочно направил в Южную Каролину послание, где сообщал, что считает выход штата из состава США изменой и прозрачно намекал, что он-де не сможет «избежать исполнения своего долга». Что он имел в виду, гадать не приходилось: тут же президент внес на рассмотрение Конгресса закон о возможном применении федеральных войск против мятежных штатов.

Южане были люди крепкие и угроз не испугались. Тут же последовал ответ: «Штат на применение силы ответит силой и, уповая на Божье благословение, сохранит свободу любой ценой».

Конгресс США закон о «применении силы» тут же одобрил – но двинуть войска все же не решились, чувствуя, что легкой прогулки не получится и южане будут драться всерьез. Повышенные тарифы потихонечку отменили, а Южная Каролина напоследок еще раз щелкнула федеральный центр по носу: она согласилась аннулировать свой закон о непринятии тарифов – зато отменила на своей территории «Закон о применении силы». И Вашингтон ничего не смог с этим поделать…

Как-то нечаянно создался интереснейший прецедент: успешное сопротивление штата федеральным законам. Многие себе сделали зарубку на память…