Неизвестный Ленин
Шрифт:
В такой ситуации надо было думать не о «престиже» партийного решения, а о том — смогут ли демонстранты удержаться в рамках мирного выступления. В конце дня стало очевидным, что такой уверенности нет, ибо несмотря на все, как выразился Лацис, «увещевания» большевиков, демонстранты будут вооружены.
«Хотя почти все говорят, — записывает в дневнике Мартын Иванович, — что демонстрация будет мирная, но совершенно определенно явствует, что это может быть не так. Стоит контрреволюционерам сделать хотя бы провокационные попытки напасть на невооруженную часть демонстрации, как начнется борьба. Заговорят винтовки, затрещат пулеметы, револьверы вылезут из внутренних карманов… Большинство товарищей почему-то на это закрывают глаза и не дают себе отчета, что же делать в таком случае… Один лишь Смилга предложил не отказываться от захвата почты, телеграфа и арсенала, если события развернутся до столкновения. Но
И дальше, несмотря на решение ЦК, Лацис демонстрирует ту самую эйфорию, которая и представляла наибольшую опасность: «Я с этим примириться не могу. Должен же я иметь ответ на всякий исход. Ну, так и буду действовать. Сговорюсь с т. Семашко (1 пул. полк) и Рахья, чтобы в случае необходимости быть во всеоружии и захватить вокзалы, арсенал, банки, почту и телеграф, опираясь на пулеметный полк.
Что-то тревожно кругом… Но страха нет» 44 .
Слухи о подобного рода настроениях отдельных, самых «левых» членов ПК, видимо, и дали основания — тогда Церетели, а позднее Суханову — утверждать, что большевики готовили переворот и даже арест Временного правительства. Однако никаких фактов, подтверждающих это, нет. И тот же Суханов, хотя и с оговорками, пишет, что «Ленин в тот момент не ставил перед собой задачу непосредственного захвата власти…» 45
44
См.: «Пролетарская революция», 1923, № 5. С. 104–105.
45
См.: Рабинович А. Кровавые дни. Июльское восстание 1917 года в Петрограде. С. 83, 92, 101.
Дальнейшие события разворачивались стремительно. Стало известно, что в городе выставлены военные патрули. После объявления на Съезде Советов перерыва Ленин и Зиновьев приехали в Кадетский корпус. Каменев от имени фракции заявил им, что на Съезде вопрос может встать об изгнании большевиков из Советов и решение об отмене демонстрации надо принимать немедленно. «Вся наша фракция, — рассказывал Зиновьев, — была единогласно против демонстрации… Нам дали один час для решения. Мы бросились сюда [в особняк Кшесинской], думая, что здесь перманентное дежурство членов Петербургского комитета, но ошиблись и должны были решить вопрос самостоятельно. Нас было пять человек. Из них трое высказались за отмену, двое воздержались от голосования». Голосовали уже во фракции, куда вернулись Ленин и Зиновьев. Трое «против» — это Каменев, Зиновьев и Ногин. Двое воздержавшихся — Ленин и Свердлов 46 .
46
См. там же. С. 80, 85, 94.
«Заседание фракции, — рассказывает один из ее членов, — затягивается глубоко за полночь. ЦК большевиков заседал отдельно. Часа в три ночи пришли члены ЦК. Первый мне бросился в глаза Ильич. Спокойный, твердый, решительный. Спрашивает, как решили. Ему говорят, что у большинства мнение — отложить выступление. Он говорит: "Я не вижу в этом необходимости, но если вы все за снятие вопроса, я не настаиваю". Итак, выступление, назначенное на 10 июня, отменяется» 47 .
47
«Знамя рабфаковца». Ежемесячный журнал отдела и студенчества рабфака 1924. № 1–2. С. 145, 146. Воспоминания о В.И. Ленине за подписью: М.З.
Было невесело, вернее — ужасно обидно. И молодой делегат из Иваново-Вознесенска Аркадий Осинкин разразился гневной тирадой в адрес лидеров Съезда Советов, которые, мол, не имели права, потеряли всякую честь и совесть, ибо «не верят нам, своим товарищам по борьбе». Молодым, искренним революционерам Ленин симпатизировал всегда. Но сейчас были нужны не эмоции. Все эти высокие понятия — «честь», «право» и т.п., сказал он, для наших противников мало что значат. Это лишь ширма, которой буржуазия пользуется «только для достижения своих целей, там, где это ей выгодно». И сегодня — в который уже раз — мы убедились в том, что «если эти понятия ей мешают, она их выкидывает, как ненужную ветошь…» А самому Аркадию Владимир Ильич сказал: «Это хорошо, когда у революционера горячее сердце, но этого мало. Революционеру надо иметь горячее сердце и холодную голову, которая управляла бы сердцем… Надо иметь мужество и умение смело изменить намеченный план, если налицо новые обстоятельства, которые коренным образом изменяют обстановку…» 48
48
Яковлев Б.В. Ленин. Страницы автобиографии. С. 581.
Было около 3 часов ночи. Большевистские газеты были уже набраны, но тираж еще не пошел. И вот в наборе спешно изымали обращение с призывом к мирной демонстрации и заменяли решением ЦК о ее отмене. Лишь в «Солдатской правде» не успели (или не захотели?) снять прежнюю передовую о марше протеста и инструкции о маршрутах движения колонн. «Это были жуткие часы, — вспоминал об этой ночи один из руководителей кронштадтских большевиков Иван Флеровский. — Для меня лично эти часы были, пожалуй, наиболее трагичными во всей жизни… Отвратительно слово — "отмена", способное насмарку свести плоды всей нашей работы» 49 .
49
«Пролетарская революция», 1926, № 7. С. 63; Рабинович А. Кровавые дни. Июльское восстание 1917 года в Петрограде. С. 76–77.
Лацис в своем дневнике пишет: «С 8 утра по всему городу разъезжают на автомобилях члены С.Р. и С.Д., устраивают собрания на заводах и в войсковых частях, разбрасывают листовки и усиленно агитируют против демонстрации… Стало ясно, что они хотят опозорить большевиков, делая вид, что они отговорили рабочих и солдат от демонстрации, что массы большевиков не послушались. Но повсюду эта меньшевистская и эс-эровская братия получила такую нахлобучку, что пора бы им призадуматься… На мою долю выпало отчитать Чхеидзе в пулеметном полку. Ушел он с позором. Все негодуют по поводу постановления Ц.К. Не знаю, чем это кончится. В «Старом Парвиайнене» некоторые члены в возмущении разорвали свои членские билеты… «Старый Промет» вынес резолюцию, порицающую Ц.К.» 50
50
«Пролетарская революция», 1923, № 5, с. 105.
Не менее драматично развивались события в Кронштадте. Рано утром, по сигналу общегарнизонной тревоги, на Якорную площадь, для погрузки на суда, пришли тысячи вооруженных матросов в белых форменках, солдат в серо-зеленых гимнастерках, рабочих в темных блузах. «Казалось, — пишет Флеровский, — сегодня площадь не вместит всех. При других условиях картина солнечной площади, массы с рдяными знаменами, ликующие громы труб — какой бы восторг вызвали они, какую бы гордость за силу нашего влияния на массу. А теперь?»
Первым стал говорить председатель Совета Артём Любович. «Только близкие к трибуне хорошо расслышали его и сначала не поняли, не поверили, а затем, когда до сознания их дошло — "отмена", они ответили негодующим ревом, и Любович покинул трибуну». Вторым выступает Флеровский и «на этой любимой трибуне, — пишет Иван Петрович, — я чувствовал себя как, должно быть, чувствуется на эшафоте». Говорил о том, что «обстоятельства сложились иначе… но чувствовал, как из моих рук выпадает масса, как она не верит мне».
На трибуне анархист-синдикалист Ефим Ярчук. Он поддерживает решение об отмене. Но его сменяет делегат от «дачи Дурново» анархист-коммунист Аснин и он за то, чтобы идти на «помощь» Питеру. «Черный длинный плащ, мягкая широкополая шляпа, черная рубашка взабой, высокие охотничьи сапоги, пара револьверов за поясом, в руке наотмашь винтовка… Не помню лица, только черная клином борода… К счастью, великолепный экземпляр из кампании "дурновцев" оказался косноязычным… Успеха не имел». Единственное, чего удалось добиться большевикам — избрать 200 делегатов и послать на разведку в Петроград. А в самой столице, как отмечает Лацис, к вечеру тоже «ропот успокаивается. Начинают примиряться и понимать, что при создавшемся положении, пожалуй, другого выхода нет» 51 .
51
См. там же. 1926, № 7. С. 64–67; 1923, № 5. С. 105.