Неизвестный Ленин
Шрифт:
За годы войны офицерский состав армии изменился. В 1913 году он насчитывал немногим более 52 тысяч человек. Среди генералов дворяне составляли 89%, среди штаб-офицеров — 72,6% и обер-офицерства — 50,4%. К осени 1917 года численность офицерского корпуса достигла 296 тысяч. Из них 208 тысяч — на фронте. И все-таки доля дворян оставалась высокой. По данным конца 1916 года они составляли в пехоте 43%, в артиллерии — 72, кавалерии — 76 и инженерных частях — 90% среди всех офицеров 47 .
47
См. статью Солнцевой С.Л. 1917: кадровая политика революции в российской армии. // «Отечественная история». 2004. № 3. С. 115.
Однако жупелом было не дворянство. Брусилов с горечью заметил, что в солдатских головах вся армия разделилась на «буржуев» и «пролетариев».
48
«Красная летопись». № 6. С. 29, 39, 40.
Впрочем, дело было не в оскорбленном самолюбии. Развал дисциплины, считали генералы, привел к развалу армии и полной утрате ею боеспособности. Об этом сказали все, но наиболее впечатляюще опять-таки Деникин. Он зачитывал оперативные донесения о жутких сценах отступления, об отказе от выполнения приказов, самовольном оставлении позиций, самострелах, массовой сдаче в плен, буйствах, грабежах, разгромах винных заводов при бегстве. «Третьего дня, — говорил Антон Иванович, — я собрал командующих армиями и задал им вопрос: "Могут ли их армии противостоять серьезному (с подвозом резервов) наступлению немцев?" Получил ответ: "Нет…" Я скажу больше: у нас нет армии» 49 .
49
См. там же. С. 21, 23, 53, 58.
Его поддержал Рузский: «Картина нравственного состояния армии… не только грустная, но, я скажу прямо, гнусная… Из нашей армии сделали орду баранов… Сейчас у нас, как выразился главнокомандующий Западным фронтом, армии нет…» Согласился с ними и генерал Брусилов: «На фронте у нас армии нет, в тылу тоже…» 50
Естественно, каждый говорил и о причинах. Керенский ожидал, что они прежде всего укажут на большевиков, о которых в эти дни говорили и писали все газеты. Ан нет! «Я слышал, что большевизм разрушил армию. Я это отвергаю, — решительно заявил Деникин. — …Разрушили армию другие, проводившие разрушавшее армию военное законодательство последнего времени, люди, не понимающие быта и условий существования армии». И прежде всего — это кадровая чехарда, устроенная Временным правительством, когда «оплевывались офицеры и… до главнокомандующих включительно изгонялись, как прислуга». Это — солдатские советы и комитеты, породившие «дискредитацию власти начальников» и «многословие и многовластие в военной иерархии». И это, наконец, полная безнаказанность за тягчайшие военные преступления 51 .
50
См. там же. С. 36, 37, 39.
51
«Красная летопись». № 6. С. 12, 22, 23, 24, 25.
Комиссар Борис Савинков попытался переложить вину за развал армии с Временного правительства на тяжкое наследие прошлого. «От старого режима, — сказал он, — нам в наследство досталась темная масса солдат, не веривших своему командному составу, неграмотная. Армия боялась и молчала. Угроза рухнула, и скрытые чувства вырвались наружу» 52 .
Однако относительно кадровой чехарды Деникин был прав. Современный исследователь С.А. Солнцева приводит данные о том, что с марта по август 1917 года от должности отстранили 140 генералов. Гучков начал с Романовых, уволив из армии, помимо государя, великих князей Николая Николаевича, Николая Михайловича, Сергея Михайловича, герцога Мекленбург-Стрелицкого. А потом пошла всеобщая чистка или, как говорили в армии, — «избиение младенцев». Со своих постов были сняты 2 Верховных главнокомандующих, 5 командующих фронтами, 7 — армиями, 26 командиром корпусов, 56 начальников пехотных и 13 кавалерийских и казачьих дивизий, 13 — артиллерийских бригад и т.д. Такая кадровая политика, как рассказывал Деникин, породила «революционный карьеризм», когда в надежде получить повышение старшие офицеры «неистово машут красным флагом и по привычке, унаследованной со времени татарского ига, ползают на брюхе перед новыми богами революции так же, как ползали перед царями» 53 .
52
См. там же. С. 34.
53
См.: «Отечественная история». 2004. № 3. С. 103, 104; «Красная летопись». 192. № 6. С. 61.
В понимании того, что надо делать, генералы опять-таки были единодушны. Прежде всего правительство должно подтвердить статус корпуса офицеров, улучшить их материальное положение, а главное — восстановить единоначалие и дисциплину. Далее, запретить всякие митинги. «Всякая агитация на фронте, — говорил генерал Рузский, — должна быть прекращена. Жонглирование словами, которых солдаты не понимают, очень вредно отражается на умах солдат, вносит смущение в их мозги, которые и без того шевелятся с трудом и едва понимают даже самые простые слова» 54 .
54
«Красная летопись». 1923. № 6. С. 38.
Главное же — ликвидировать Советы и солдатские комитеты. «Их необходимо уничтожить, — заявил Алексеев, но, зная реальный расклад сил, тут же добавил: — Конечно, сразу сделать этого нельзя, к этому надо притти постепенно». Брусилов дополнил: «Что касается до войсковых комитетов, то их уничтожить нельзя, но комитеты должны быть подчинены начальникам, которые могут, в случае надобности, разогнать комитет». Деникин предложил начать их ликвидацию с ограничения функций «вопросами хозяйственными, бытовыми и просветительскими», предусмотрев суровые меры, карающие за превышение указанных полномочий. К комиссарам Временного правительства генералы отнеслись более терпимо, но и их предлагалось поставить в жесткие рамки, ибо, как заметил Деникин, — «в армии не может быть двухголовья, в армии должна быть одна голова и одна власть» 55 .
55
См. там же. С. 22, 31, 36, 40, 52, 62.
Итак, цели были определены. Оставалось лишь указать на методы их достижения. И поскольку Керенский был не только штатским, но и демократом, генералы стали втолковывать ему, что решить указанные вопросы можно лишь с помощью насилия и расстрелов. «Управление армией… не может основываться лишь на словесном убеждении массы», — говорил Клембовский. «Необразованных, неразвитых людей, — разъяснял Брусилов, — нельзя сделать сразу разумными гражданами. Их надо привести к послушанию. Даже в Соединенных Штатах существуют такие суровые меры, как распинание солдата на земле (наподобие Андреевского креста), сажание на цепь. Сама по себе война, — справедливо заметил Алексей Алексеевич, — явление жестокое, неестественное, поэтому жестокими, неестественными мерами надо заставить солдат слушаться» 56 .
56
См. там же. С. 13, 39.
Иных мер, кроме расстрела, утверждали генералы, в нынешних российских условиях не существует. В 5-й армии арестовали 8 тысяч солдат. Из них лишь 200 пойдут под суд. Теперь представьте себе, объяснял Владислав Наполеонович Клембовский, что военно-полевые суды станут приговаривать к самым суровым срокам наказания. И что? «Предавать суду? — Но тогда половина армии окажется в Сибири. Солдат каторгой не испугаешь. "На каторгу? Так что ж? Через пять лет вернусь, — говорят они, — по крайней мере, цел буду"». Причем все генералы требовали введения смертной казни не только на фронте, но и в тылу. Прежде всего по отношению к запасным частям, ибо «это, — как выразился генерал Алексеев, — толпы бездельников, вечно митингующих, а в остальное время лежащих и спящих». Александр Сергеевич Лукомский добавил: «Смертная казнь должна бы быть распространена на гражданских лиц, которые разлагают армию» 57 .
57
«Красная летопись» С. 28, 30, 31, 34, 35.
Генералы с трудом сдерживали себя. Страсти разгорелись вокруг вопроса — для штатского человека, казалось бы, второстепенного. Перед наступлением воинским частям торжественно вручили новые красные знамена. Генералы, стиснув зубы, промолчали. И вот теперь все неприятие новых порядков выплеснулось наружу. «Мы выставили впереди красные знамена, заменив ими наши старые, славные знамена, — с горечью говорил Николай Владимирович Рузский. — За старыми знаменами люди шли, как за святыней, умирали. А к чему привели красные знамена? К тому, что войска теперь сдавались целыми корпусами, целыми корпусами бежали в тыл. Это — позор».