Неизвестный псевдоним Бога
Шрифт:
У Ирмы была своя школа йоги, и она искренне считала, что её собственная фигура настолько хороша именно благодаря каждодневным занятиям в зале. Таша с ней не спорила, но имела на этот счет свое мнение. Она знала наверняка, что это просто хорошие гены. Родители Ирмы были профессиональными спортсменами-фигуристами, выступали в свое время даже на чемпионате мира, правда, заняли там лишь восьмое место, но знающий человек поймет, что это уже победа. После окончания карьеры их судьба не сложилась, наступили трудные девяностые, мать пошла работать на рынок, а отец запил. Так ему было легче переносить жизнь, которую, по его словам, он не заслуживал. Мать погибла под колёсами лихача, когда Ирме было четырнадцать лет, после этого отец стал пить еще больше и пережил свою любимую супругу всего на четыре года. В общем, гены у Ирмы были спортивные, и Таша была уверена, что все дело в них.
– Еще, – продолжала перечислять
На этих словах подруги Таша закивала отрицательно головой и сквозь слезы сказала:
– Меня сегодня уволили.
– Да, – вздохнула Ирма, согласившись, – сегодня не твой день, – и залпом опустошила свой бокал.
В комнате повисла тишина, тихая и вязкая. Каждый подумал о чем-то своем и, судя по лицам, о чем-то очень печальном.
– А знаешь, Петрова, – вдруг решила что-то для себя Ирма, – завтра я раздам всем указания, и мы с тобой укатим на «фазенду» на целую неделю. Будем жарить шашлыки, пить вино с утра до вечера и рассказывать друг другу душещипательные истории.
«Фазендой» подруги называли покосившийся домик в пяти километрах от города. Когда-то это были просто сады за городом, куда приезжали люди для того, чтоб вырастить урожай и пополнить запасы на зиму. Но город рос, и садовый участок становился все ближе к нему, в конечном итоге став полноправным пригородом. Теперь там люди не только выращивали овощи, но и жили полноценной жизнью, построив себе большие загородные дома. Из-за близости к городу цена на участки выросла втрое, но Таша не продавала «фазенду», которая, кстати, досталась ей всё от той же бабули Машеньки, которую она никогда не видела. Не продавала она, потому как это была не просто земля – это была её отдушина, хоть домик на участке и был плохонький и жить в нем можно было только летом, зато сад был шикарен. А немногочисленные поездки из-за вечной занятости были сродни отпуску на море, который Таша по причине постоянного недофинансирования их с Леськой семьи не могла себе позволить. Ирма в последнее время неплохо зарабатывала и не раз предлагала оплатить долгожданное море, но Наташа Петрова была гордая и постоянно отказывалась, в душе жалея дочку Леську, что ей досталась такая непутевая мать. Как говорится, ни украсть, ни покараулить.
– Давай, я согласна, что я, отпуск не заслужила, что ли? – ответила вмиг повеселевшая Таша на предложение подруги.
Настроение сразу поднялось, словно они выбрали себе дальнейшую дорогу, прямую и счастливую. На этой мажорной ноте Таша взяла гитару, и подруги тихонечко запели, подкармливая эмоциями свое улучшающееся настроение.
В нашем городе Н не идут дожди.Мы их ждём, а они все где-то.В нашем городе Н лишь зима впереди,А ведь не было даже лета.В нашем городе Н по ночам тишина,Здесь не слышно сквозного дыхания.Только старая дева, худая Луна,Нам пророчит опять расставания.В нашем городе Н не хватает мужчин,А красавиц, напротив, в избытке,Панорамные окна грустных картин,В них множатся чьи-то ошибки.В нашем городе Н тоскливо до слёз.Я сбежать хочу навсегда.Но билетов нет, огромен в них спрос,Да и страшно лететь в никуда.На лестничной клетке стоял мужчина. Он, прижав ухо к двери, слушал неровное и немного горькое пение подруг. Сегодня он перенес стресс и от этого поступил опрометчиво, впредь наука ему будет: сначала подумай, а потом делай. От желания закончить все здесь и сейчас немного затрясло. В этих случаях ему всегда помогало одно – человек вытащил из кармана сосательную конфету «Барбариска» и положил в рот, истерика моментально отпустила. Это привычка из детства, отец бил его беспощадно, а мать просто стояла и смотрела, не в силах противостоять мужу-тирану. После она, словно извиняясь, давала ему, побитому и униженному, конфету, иногда сама клала её в рот, потому что от побоев он не мог поднять даже руки. Годы прошли, отец давно умер, мать, парализованная, доживает свою жизнь в интернате для престарелых, но вкус этих конфет въелся ему в подкорку, вполз в подсознание. Теперь только этот приторный вкус мог успокоить его, дать надежду на то, что все будет хорошо.
Юра Суслик смотрел в гостиничное грязное окно на родной город. Он только сейчас понял, какой провинциальный и грустный этот город Н, еще к скопищу серых домов очень подходило слово «депрессивный». Куда этому неудачнику сравниться с Карловыми Варами, городом, в котором жил последние пятнадцать лет ученый Юрий Павлович Суслик. Знаменитый город-курорт в Чехии был расположен в западной части исторической области Богемия, в уникальном месте, где сливаются воедино три реки – Огрже, Тепла и Ролава. Там, среди живописной горной местности, выходят на поверхность земли 12 источников с целебной минеральной водой. Красивые колоннады, словно хвастаясь одна перед другой, украшают спокойный город. По ним с утра до вечера гуляют почтенные люди и не спеша пьют полезную во всех отношениях воду. Проделывают это они обычно из специальных кружек, которые продаются здесь же в огромных количествах. Пить из них полагается небольшими глоточками из трубочки, которая в этой кружке служит и ручкой. Карловы Вары – город небольшой, но он не шел ни в какое сравнение с родиной Юрия. Там хотелось жить и творить, он солнечный и жизнерадостный, он давал надежду на счастливую жизнь, он лечил, чего не скажешь о картинке, которую сейчас наблюдал в окне Юрий.
Странности судьбы, но сейчас именно этот провинциальный и нелепый город Н был последней надеждой на спасение и огромной надеждой на счастье для Юрия Суслика. Если бы маленькому забитому ботану Юрке сказали, что у него случится такое счастье, если бы он хоть одним глазком увидел ту любовь, которая возникнет в его жизни, он бы не поверил. Еще в детстве, в голодном детстве с рваными ботинками и застиранными рубашками, он понял, что для таких, как он, у бога не припасено ничего хорошего. Когда бабуля, вздыхая, проговаривала «на все воля божья», Юрка с ней соглашался. Потому как по-другому оправдать, почему одним всё, а другим ничего, было маленькому мальчишке очень сложно. Когда он вырос, то решил бороться с судьбой всеми возможными для себя способами. Сначала уехал поступать в Москву и поступил, потом нашел работу за границей в закрытом исследовательском центре, где, к слову, он сразу стал расти по карьерной лестнице и к моменту своего побега был уже заведующим лабораторией. Его ценили, охраняли и опекали, ему эта забота безмерно нравилась, пока Юрий не понял, что это не забота – это тюрьма, и выход из этой системы только один – на кладбище. И в этом случае Юрке Суслику тоже несказанно повезло, видимо, права была баба Зоя, любит бог Юрку, видимо, дошли до адресата молитвы, которые старенькая Зоя Суслик каждый день отправляла господу, ставя свечку в местной церкви. Началось все год назад, его коллега из соседнего отдела поделился с ним радостью:
– Ты знаешь, Юрик, – коверкая слова, говорил Анджей, он был поляк, но мог сносно изъясняться по-русски. Компания в их центре подобралась интернациональная, между собой в основном говорящая по-английски. Поэтому Юра и Анджей иногда пользовались этим и говорили по-русски, чтоб их коллеги не могли понять, о чем они беседуют. – Я решил уехать, мама после смерти отца постоянно плохо себя чувствует. В прошлом году, помнишь, ездил домой, вот как раз на похороны и поспел. Уезжал с тяжелым сердцем, а сейчас решил: всех денег не заработаешь. С моим опытом я могу и в Польше работу найти, возможно, не такую интересную, – Анджей как настоящий ученый измерял работу не деньгами, а величиной открытий, – но зато буду рядом с матерью. Мне запретили кому-нибудь об этом говорить, осторожность, ты же знаешь. – Улыбнулся Анджей. – Но я тебя знаю, ты могила. Так что через месяц я исчезну, ты мне звонить не сможешь, но как только и ты решишь уйти из центра, то знай: я всегда тебе рад, – и положил на стол листок, перевернутый написанным вниз.
Юра тогда не обратил никакого внимания на данное обстоятельство, листок сунул, не прочитав, в карман своего халата и забыл. Вспомнил он о нем, лишь когда через неделю страшная новость разнеслась по всему центру: Анджея сбила машина насмерть. И это где? В Карловых Варах, где движение до оскомины тихое и дисциплинированное. Именно тогда страшный холодок пробежал по спине Юрия. Когда же он прочитал то, что написано на листке, так беспечно оставленном в кармане рабочего халата, мир рухнул и то, что оказалось за его руинами, было в черных тонах.
«Милый друг, – писал Анджей по-русски, – мне кажется, что меня не отпустят, уже год я веду переговоры, но меня всячески уговаривают. Устав от моих настоятельных просьб, начальник вчера согласился, но, когда он подписывал мое заявление, мне на секунду показалось, что он подписывал мне смертный приговор, уж очень жалостливо он на меня смотрел. Возможно, надумываю, но я хочу, чтобы ты знал: я всегда перехожу улицу на зеленый сигнал светофора и никогда не хотел покончить жизнь самоубийством. Надеюсь, что мы с тобой обязательно увидимся, а это все мои нелепые страхи. Твой друг поляк, Анджей».