Неизвестный шедевр Рембрандта
Шрифт:
– Догадываюсь, – хмуро процедила Галина, – наверняка это управляющий банком. На два фронта, подлец, работал. Маме голову заморочил и этой вашей Инне заодно.
– И опять-таки нет никаких доказательств, – грустно произнес Стейниц. – Ну, известно, что они с Инной встречались, и что с того? Если только вашей матери про это сообщить… тогда может быть…
– Она не поверит, – отмахнулась Галя, – она как под гипнозом. А Инна погибла, так что все это будут только слова.
– Точно… – Альберт Францевич подумал, что его друг Леонид Басманов не зря
– То-то этот Сергей Михайлович последние дни такой встрепанный… – задумчиво сказала Галина. – Сорвалось у него с Инной, завещание он не смог уничтожить.
– Девочка моя, тогда вы должны быть втройне осторожны! – встрепенулся Стейниц. – Ведь ваша жизнь в опасности! Поверьте мне, в серьезной опасности!
– Но я же знаю теперь, что они задумали. Притворюсь пока полной дурой, главное – время протянуть.
– Хорошо, – адвокат встал, – я не работаю по уголовным делам, но все же имею кое-какие связи, попробую прояснить вопрос с аварией и взорванной машиной вашей подруги. Опять же прикину, к кому можно обратиться с нашей проблемой. Дело-то больно щекотливое, шум поднимать не с руки, у вашего отца были сильные конкуренты, как бы бизнес не отобрали вообще…
Уже на выходе та самая тетя всунула Галине в руку большой пакет со свежевыпеченным хлебом. Всю дорогу до дома в машине стоял дивный запах.
Дом встретил ее мрачный и пустой. То есть люди в нем были, но все равно он выглядел пустым, и Галина осознала, что так теперь будет всегда, потому что нет больше отца. Дом потерял хозяина и скучает по нему. И нового хозяина ни за что не примет.
– Галиночка Леонидовна, а что это у вас? – Анфиса выбежала навстречу.
– А вот попробуй. – Галя протянула ей пакет с хлебом.
– Что это вы еще надумали? – Анфиса оскорбленно поджала губы. – Я сама булочки пеку, а хлеб простой в Рощине берем, там свежий. Да только его никто не ест. Елена Павловна вечно на диете, вот когда Леонид Петрович был…
Она умолкла, испуганно прикрыв рот.
– Ты попробуй, попробуй, – усмехнулась Галя, – сначала попробуй, потом скажешь…
Анфиса отщипнула кусок батона, потом закусила горбушку ржаного. Нахмурилась было, скривилась, но чувство справедливости взяло верх, и она сдержанно похвалила:
– Вкусный, что и говорить… А вы, значит, есть не будете?
– Да нет, сыта я. А что, мамы нету?
– Не приезжала еще, – уклончиво сказала Анфиса, – совсем дом опустел, – только охранников и кормлю, Витька-дармоед за троих ест.
Галина только вздохнула. Впереди был долгий унылый вечер, и она не знала, как лучше – провести его в одиночестве или в компании матери и ненавистного Сергея Михайловича.
В таких невеселых мыслях Галина поднялась в свою комнату.
Ей показалось, что там нечем дышать, каменные стены давили на нее своей непомерной тяжестью. Она натянула свитер и через огромное окно вышла на балкон.
Собственно, это
Теперь Галина поняла, почему отец так любил этот дом. Здесь он ощущал близость моря, близость его чистой, открытой и честной силы. И девушка внезапно почувствовала, что здесь и сейчас она стала ближе к отцу, чем когда-либо прежде.
«Я обещаю тебе, папа, что разберусь в этой истории. Я не сдамся и не пущу дело на самотек. Я все выясню и сделаю так, чтобы тот, кто виновен в твоей смерти, был жестоко наказан».
И ей показалось, что волны внизу пророкотали ответ:
«Я верю тебе…»
Она хотела постоять на террасе, облокотившись на балюстраду, чтобы полнее и глубже прочувствовать близость к отцу, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства – но в это время позади нее, в ее комнате раздались чьи-то шаги.
Галина обернулась.
В проеме высокого окна стояла мать. Оказывается, она уже дома, а Галина стояла тут долго, не замечая времени.
Мать смотрела на нее с какой-то жалкой, растерянной улыбкой.
– Галя… Галчонок… – проговорила мать, кутаясь в теплую шаль. – Я хочу поговорить с тобой…
– Я тоже хотела с тобой побеседовать. – Галина шагнула навстречу матери.
– Иди сюда, – произнесла мать, отступая от окна и зябко передергивая плечами. – Там так холодно…
Галина не стала спорить с ней. Она вошла в комнату и задернула плотную штору.
– Галчонок… – повторила мать, подходя к ней. – Я хотела сказать тебе важную вещь…
Галину неприятно резануло то, как назвала ее мать. Прежде она называла ее Линой, другие формы имени казались матери вульгарными. Но теперь она так изменилась, как будто стала другим человеком… она и правда стала совсем другим человеком, с грустью подумала Галина, и это случилось удивительно быстро! А может, она нарочно назвала ее так, как звал отец. И смотрит так искательно, что-то ей от Гали нужно…
– Так вот, Галчонок, я должна сказать тебе очень важную вещь. Важную и радостную.
Мать набрала полную грудь воздуха, как будто хотела броситься в холодную воду, и наконец произнесла:
– Сергей Михайлович сделал мне предложение.
– Что? – переспросила Галина, как будто не расслышала.
Впрочем, она и впрямь не поняла, что сказала ей мать, настолько это было дико и невероятно.
Опять же, впрочем – чего-то подобного она давно уже ждала.
– Сергей Михайлович сделал мне предложение, – повторила мать, недовольная тем, что ее судьбоносные слова не произвели на дочь ожидаемого эффекта.