Некоронованные короли Америки
Шрифт:
Для того чтобы достигнуть уровня Меллонов, ему потребовалось бы свыше 500 тысяч лет, а от богатств Рокфеллеров его отделяет ни больше ни меньше, как … миллион лет.
Династия Меллонов делает деньги. В мире бизнесменов ее считают «перспективной». Но время Меллонов проходит,
Герцоги уолл-стритские
Пусть неудачник плачет.
Среди самых прочных традиций, не зависящих ни от века, ни от климата, ни от социальных систем, является невесть откуда взявшаяся привычка Людская, оказавшись в новом для себя месте, обязательно осмотреть его с высоты. При фараонах в Древнем Египте лазили на пирамиды; средневековые рыцари, попав из провинции в Лондон, взгромождались на башню Тауэра; первое, о чем спрашивают современного туриста, вернувшегося из Парижа, — забирался ли он на Эйфелеву башню. В Ленинграде поднимаются на Исаакий, в Тбилиси — на гору Давида, в Белграде — на Овалу. В Москве смотровая площадка около нового здания университета на Ленинских горах оказалась уже недостаточно высокой, и поэтому на телевизионной башне в Останкино сооружен современный ресторан поистине на недосягаемой высоте — более трехсот метров.
Новый Свет не свободен от старых привычек. Провинциал или иностранец, очутившись в Нью-Йорке, своим непременным долгом почитает выложить доллары за право с помощью скоростного лифта подняться на крышу стоэтажного небоскреба Эмпайр стэйт билдинг. Правда, и в это стародавнее дело предприимчивые янки внесли свое. Собственно говоря, расположенный в центре гранитного Манхэттена небоскреб превращен в своеобразный «бизнес осмотра». С поразительной ловкостью хозяин этого бизнеса Генри Краун, о котором речь впереди, извлекает из карманов современных паломников центы и доллары, складывающиеся в круглые суммы.
Вошел в здание — плати. Поехал на лифте — плати. Вышел на смотровую площадку — к вашим услугам телескоп, но не простой, а автомат: опусти четвертак и любуйся расстилающимся внизу видом строго отмеренное количество секунд. Не нагляделся — опускай еще монету.
С крыши Эмпайр стэйт билдинг открывается действительно незабываемое зрелище — неправдоподобно огромный город с высоты птичьего полета. Столпотворение каменных громад, взметнувшиеся вверх алюминиевостеклянные прямоугольники, а где-то далеко внизу переплетение улиц, по которым непрерывным потоком катятся десятки тысяч автомашин…
Если выйти на восточную смотровую площадку Эмпайр стэйт, то недалеко от морского порта в нижней части Манхэттена можно разглядеть узенькое ущелье Уолл-стрита — той самой улицы, имя которой обрело в сегодняшнем мире характер символа, притом символа весьма мрачного.
Уолл — по-английски стена, стрит — улица. Уоллстрит — улица стены, или стенная улица. Когда-то на этом месте находилась городская стена. Ее воздвигли первые обитатели острова Манхэттен, ведшие истребительную войну против коренного населения Америки — индейцев.
Именно здесь, на Уолл-стрите, по традиции, сложившейся еще в середине прошлого века, основали деловые апартаменты руководители банков-спрутов, опутавших своими щупальцами всю американскую экономику.
Я рассматривал эту улицу с высоты птичьего полета. Не раз ходил я по ней, стремясь увидеть в этой короткой каменной кишке, тесно уставленной пузатыми, словно бабушкины комоды, домами, что-то зловещее, под стать ее славе. Должен признаться, что ничего такого я не обнаружил, даже неоднократно расписанного вечного сумрака и полумрака, будто бы царящего на ней. То ли дома там недостаточно высоки, чтобы закрыть небо, то ли попадал я туда каждый раз в солнечные дни, но внешне Уолл-стрит производит впечатление улицы совершенно обыкновенной и даже провинциальной.
В час обеденного перерыва, знаменитый «ланч-тайм», на улицу высыпают взводы клерков почему-то с одинаковыми лицами, в одинаковых темных костюмах ценой 150 долларов, одинаковых рубашках и галстуках, покупаемых в одних и тех же магазинах, расположенных, кстати, здесь же, на Уолл-стрите. Наскоро перекусив, они кучками стоят, подпирая стены домов, бесцеремонно разглядывают проходящих мимо девушек, громко отпуская на их счет замечания отнюдь не изысканного характера.
Но вот «ланч-тайм» закончен, и клерков словно ветром сдуло. Они разбрелись по сотням комнат расположенных здесь зданий, над входами которых висят потемневшие от времени медные таблички с выбитыми на них наименованиями, известными во всем мире, — «Морган гаранти траст», «Чейз Манхэттен бэнк», «Лимэн бразерс», «Кун, Леб энд компани», «Браун бразерс, Гарриман энд компани», «Диллон, Рид энд компани» и др.
Именно эти резиденции, куда сходятся нити паутины, опутавшей не только всю Америку, но и многие страны, расположенные за тысячи миль от невзрачной улицы, создали нью-йоркской улочке ее всемирную мрачную славу.
Уолл-стрит — это Морганы и Рокфеллеры, Дюпоны и Меллоны. Но Уолл-стрит — это и еще несколько десятков семей, хотя не столь богатых и могущественных, но тем не менее обладающих капиталами, влиянием и связями, что делает их в империи финансовых магнатов фигурами первостепенными. Без них Уолл-стрит не был бы Уолл-стритом. Они владетельные князья и герцоги уолл-стритские.
Если пройти несколько десятков метров вниз по Уолл-стрит от описанного выше знаменитого «Угла», где в доме под номером 23 разместилась штаб-квартира «моргановской империи», то мы увидим малопримечательное здание под номером 42. Швейцар распахивает тяжелую дверь, и по толстому, скрадывающему звуки шагов ковру мы проходим к лифту, подчеркнуто старомодному, с бронзовой решетчатой дверцей, панелями из красного дерева, в которые вделаны зеркала венецианского стекла. Мягко гудя, лифт поднимает нас на восьмой этаж. Здесь находится кабинет Джона Лангелота Леба — главы банковской фирмы «Карл М. Леб, Роудс энд компани».
Несколько десятилетий назад фамилия Леб в сочетании с другим именем — Кун гремела во всем капиталистическом мире. Уолл-стритский банкирский дом «Кун, Леб энд компани» располагал богатствами и властью, ненамного меньшей, чем сам Джон Пирпонт Морган-старший. Не случайно старый Морган, не признававший ни бога, ни черта, умерял свой норов, когда встречался на деловом поприще с основателем банка Соломоном Лебом. Корсар, как это ни удивительно, старался даже поддерживать дружеские отношения с этим оборотистым банкиром, находившимся в родстве с половиной банкиров Европы, вхожим в семьи английских и французских Ротшильдов. Старый Морган мог не ответить на письмо президента Соединенных Штатов, но он бросал все дела для того, чтобы присутствовать на завтраке в деловой резиденции Соломона Леба или на его семейной вечеринке.
Основали фирму «Кун, Леб энд компани» ростовщики, приехавшие в середине прошлого века из Германии в Америку. С собой они привезли не только деньги, но и, что оказалось более важным, прочные связи с деловым миром Старого Света. Вскоре основанный ими банк стал одним из самых влиятельных на Уолл-стрите.
Характеризуя методы, при помощи которых основатели «кунлебовской империи» взгромоздились на вершину американской финансовой пирамиды, буржуазный публицист Макс Лернер писал: «Они, нисколько не колеблясь, применяли, когда считали нужным, силу, хитрость, коррупцию. Этих людей нельзя упрекнуть в сентиментальности, все они проявляли в делах непоколебимую твердость, а порой и жестокость». Правда, он тут же спохватывается, пишет о «сердечности» и «набожности» уолл-стритских акул. Но цена этой «сердечности» и «набожности» известна!